— Я не мешаю, а помогаю. Ведь мое же, при мне начато. Доказал Проскурову, что он не прав, что Южное море обязательно должно появиться на Прикубанье. Непременно! Согласился он со мной. Так что я доволен, что поехал к нему. Напомнил, подстегнул.
— Беспокойная ты душа, Холмов.
— Опять — Холмов?
— Извини, привычка.
— Заодно навел справки о семье Сотниковой, — продолжал Холмов. — Двое детей учатся в школе. Старшая девочка, Людмила, принята в музыкальную школу и живет в Южном. Получает стипендию. Это меня радует. Теперь за Сотниковых спокоен. Я даже заезжал в музыкальную школу, повидался там с Людмилой. Худенькая, щупленькая девочка. И одета плохо. Может, послать ей денег? Или пригласить на лето сюда? И тут купить ей кое-что из одежды?
— Приедет ли?
— А почему бы ей не приехать? Попросим мать. Отпустит.
После поездки в Вознесенскую и в Южный Холмов несколько дней не притрагивался к своей тетради. Утром уходил к морю. Возвращался к завтраку. Читал, иногда брал баян. Потом снова его потянуло к тетради. «Вознесенская. Уборочная страда, — писал он. — Встреча с колхозниками. Люди душевные, честные. Разговаривал с ними, видел их на работе и невольно вспоминал, что Мария Ильинична говорила в своих воспоминаниях о Ленине. Она советовала не только изучать труды своего брата, но и знать Ленина как человека, „потому что это поможет и нам самим стать лучше“. В лекции надо бы поподробнее сказать о том, как люди, читая Ленина и узнавая его жизнь, сами становятся лучше. Привести примеры по станице Вознесенской».
Он отложил тетрадь и задумался.
— Алексей Фомич, а я персиков вам принесла!
Это Верочка. Она подошла неслышно и радостными, блестящими глазами смотрела на Холмова.
— Прямо с ветки. Когда вы приходили к нам, персики еще не были спелыми. А теперь посмотрите, какие красавцы. Особенные персики!
— Чем же они особенные? — спросил Холмов, закрывая тетрадь с записями. — Самые обыкновенные. — «И надо же явиться ей с персиками, когда у меня нет ни времени, ни желания любоваться этими прекрасными плодами», — подумал он.
— Вы попробуйте на вкус! — смеясь, говорила Верочка. — Ешьте! Возьмите вот этот румяный. Поглядите, как он и солнцем и соком налит. Удивительный персик! Да берите!
Холмов ел сочный и ароматный персик, а Верочка подсела к столу и, поглядывая па закрытую тетрадь, спросила:
— Все пишете?
— Пишу.
— Это хорошо! Алексей Фомич, может, вам нужна помощь? Я могу печатать на машинке.
— Спасибо, Верочка. Помощь мне не нужна.
— А что вы пишете?
— Так, разное. Тебе не понять.
— Отчего же не понять? Я понятливая.
— Записи свои, так сказать, личные.
— А-а… Личные. — Верочка все с той же игривой улыбкой доверительно посмотрела на Холмова. — Алексей Фомич, а куда вы ездили?
— В район. Смотрел, как пшеницу убирают.
— Понравилось?
— Да, понравилось.
— Вы и к пионерам ездили, — продолжала Верочка. — Все узнали, что вы теперь в Береговом. Не будет вам и тут покоя… Алексей Фомич, а трудно вам было на работе? Сколько людей, а вы среди них главный и всем нужны. Наверное, и по ночам не спали, все думали?
— Было и это. И не спал и думал.
— Я и раньше о вас слыхала, — сказала Верочка, восторженно глядя на Холмова. — Но разве тогда я могла даже подумать, что буду вот так беседовать с вами?
— Что же тут такого?
— Ну что вы! — Она зарумянилась и с минуту молчала. — В жизни я несчастливая. И это мое замужество… Разве оно от счастья? Я только в мечтах бываю счастливой. Только в мечтах мне и бывает хорошо. А вот что с вами я так разговариваю, это уже не мечты, и мне так радостно… Алексей Фомич, а что оно такое — человечный человек?
— Почему ты об этом спрашиваешь?
— Так. Хочу узнать. В стихах прочитала, а понять не могу, что оно такое: «человечный человек»?
— Ну, лучший из лучших, что ли.
— Алексей Фомич, а о вас можно сказать, что вы лучший из лучших?
— Обо мне этого сказать нельзя.
— Вы такой образованный, интеллигентный.
— Это еще не главное.
— А что главное? Поясните, прошу вас.
— Пояснить это трудно.
— У вас плохое самочувствие? Да? Хотите, я вам спою? — Она быстро встала, оправила платье, и глаза ее засветились тем особенным светом, который так нравился Холмову. — Могу спеть «Раскинулось море широко…». Одним голосом эту песню петь трудно, но я спою. Только подыграйте, Алексей Фомич! Или, хотите, спою старинный романс «Я встретил вас, и все былое…»? Этот романс очень душевно поет Козловский… Хотите, а?
