В прошлом году перед уборкой он навестил Игната и Кузьму. Но с Кузьмой так и не повидался: табунщик со своим табуном находился где-то далеко в горах. У Игната тоже пробыл несколько часов. Зато два дня провел с Корнейчуком, и на поле и у него дома. «Может быть, давно надо было мне поехать в Весленеевскую, — думал Холмов, подставляя лицо ветру. — Или не надо было туда гнать и не надо было встречаться с Корнейчуком? Вот ничего бы и не изменилось в моей жизни. Да, это нехорошо, что братья Холмовы редко встречаются, а еще реже бывают друг у друга в гостях. Я уже было стал забывать лица Игната и Кузьмы. Но почему так получается? В чем искать этому оправдание?»
Для себя Холмов находил оправдание: слишком мало было у него свободного времени, и по этой причине он не мог ездить в гости к братьям. Игнат же и Кузьма не часто приезжали к нему в Южный, как он полагал, потому, что и у них тоже было полным-полно своих житейских забот и хлопот. Так и текли годы. Но почему же теперь, когда у самого младшего брата свободного времени стало слишком много, он опять ехал не к братьям в Весленеевскую, а в Береговой? «Надо хоть теперь исправить эту нашу ошибку, — думал он, не отрывая взгляда от кружившейся зеленой степи. — Напишу Игнату и Кузьме, что поселился совсем недалеко от родной станицы. Пусть приезжают в гости. Посидим на берегу моря, вспомним прошлое, потолкуем о житье-бытье. Потом и мы с Ольгой поедем в станицу, поглядим места нашей юности, и поедем не по делу, а так, без всяких дел, просто в гости».
Он закрыл глаза, и ему опять казалось, что ничего с ним не случилось: что ехал он, как, бывало, ездил в какой-то отдаленный район, и так же, как всегда, рядом с Игнатюком сидел Чижов; скоро «Чайка» остановится возле райкома. Холмов выйдет из машины, разминая отекшие в ступнях и коленях ноги. Встречать его будет обрадованный и взволнованный секретарь райкома, и снова Холмов, как бывало, всем сердцем ощутит жизнь привычную и знакомую.
В станице Усть-Малюгинской произошла непредвиденная остановка. Когда машины неслись по улице, поднимая серые, косо ложившиеся на хаты хвосты пыли, а Холмов думал о том, что над Южным льют ливни, а тут, видать, дождик давно не бывал, в это время правое переднее колесо «Победы» вдруг «потянуло»: лопнула камера. И надо же было этому случиться! Или камеру пробил гвоздь, или сама по себе прохудилась? И, как на беду, запасное колесо нуждалось в ремонте, — Антон торопился и, выезжая в Южный, не завулканизировал резину.
Антон затормозил и посигналил. Пришлось и «Чайке» свернуть к плетню и остановиться под тополями, густо запудренными пылью. Игнатюк и Антон занялись колесом. Воспользовавшись остановкой, Чижов открыл бутылку нарзана и, наливая в бумажные стаканы и угощая Холмова и Ольгу, сказал:
— Алексей Фомич, сейчас разыщу местное начальство и в один миг раздобуду резину. Игнатюк, Антон! Побыстрее размонтируйте колесо!
И ушел. Вскоре Чижов привел злого на вид мужчину в поношенном картузе. Лицо худое, заросло щетиной. Сидя в машине, Холмов слышал, как подошедший мужчина говорил:
— Не стращай меня! Нету мне никаких делов до того, кто тут ездит — Холмов или еще кто! Сказал тебе, что нету в наличности резины, и нету!
— Как нету! — крикнул Чижов. — Должна быть!
— Не кричи! Не испужаюсь!
— Да пойми, товарищ, — убеждал Чижов. — Ты есть председатель колхоза. У нас дорожное несчастье.
— Ездют тут разные — на курорт да с курорта! А ты мне — Холмов! Холмов попрошайничать не станет!
Холмов вышел из машины. Добрыми глазами посмотрел на разгневанного мужчину. Подошел к нему, дружески положил ладонь на его плечо, как делал часто, желая поговорить по душам, и сказал:
— Здорово, Афанасий Никитич Работников!
— Доброго здоровья… Это вы, Алексей Фомич? Как же так? — Работников развел руками. — Я вас не узнал, а вы меня узнали?
— Да кто же не знает на Прикубанье Работникова?
— Вот чудо! Вот встреча! Подумать даже не мог, что это вы. Думал, что этот обманывает. — Работников искоса посмотрел на Чижова. — Куда же вы едете, Алексей Фомич? Может, к нам в «Авангард»?
