Когда путешественники поравнялись со старухой, Холмов спросил, не знает ли она, где живет Работников. Не отнимая от глаз сухую, старческую руку, старуха сказала:
— Это какой же тебе требуется Работников? Тот, что главарь?
— Тот самый. Афанасий Никитич, ваш председатель.
— Тот Работников проживает отсюдова, милок, далече. Идите аж до площади. Там свернете направо в проулок, а уже в проулке глядите по правой руке его хату под камышом.
Дом Работникова под камышовой крышей, точно, стоял в переулке недалеко от площади. Сворачивая в переулок, Холмов увидел то место, где их машины вынуждены были остановиться, когда он ехал в Береговой, и невольно улыбнулся. «Не мечтал и не гадал, что вернусь сюда, а вот пришлось», — подумал он.
Тем временем братья подошли к воротам. Дом находился в глубине двора. Это была типичная казачья хата, какие обычно строили в низовьях Кубани еще в далекое старое время. Камышовая крыша от времени почернела, покрылась зеленью и поросла кустиками сурепки. Окна были наглухо закрыты ставнями. Живший когда-то в станице Холмов понимал, что летом это делалось для того, чтобы в комнату не проникали ни жара, ни пыль. Весенняя побелка стен была смыта дождями и поклевана градом, как пулями. Обращенная к улице длинная, во всю стену, веранда была, как в старину, увешана и кукурузными початками, и тыквами, дозревающими на солнце, и красными, как пламя, стручками перца, нанизанного на нитку. «Все как было, ничего не изменилось, — подумал Холмов. — Но вот от калитки к веранде ведет дорожка, залитая гудроном, — это уже новое, этого в станице раньше не было».
По обе стороны дорожки цвели флоксы, гвоздики. Созревшие подсолнухи, выстроившись в ряд, задумчиво склоняли свои отяжелевшие головы. Против хаты на высоких столбах поднимался навес, крытый шифером. Под навесом стоял старый, с погнутыми колесами, велосипед, валялось рассохшееся, давно не бывшее в деле корыто. «И это жилье знаменитого председателя? — подумал Холмов. — Никто не поверил бы. Странно! Или Работников не пожелал, или не успел, как это сделали другие, построить себе настоящий дом…»
«А ничего собой и дворик, и эта хатенка аккуратная, и крыша с прозеленью, и цветочки, — в это время думал Кузьма. — И для тезки под навесом место найдется, и корыто для овса уже имеется. За хатой садок. По всему видно, любить старину-матушку этот Работников, все у него по-нашему, по-казачьему…»
Рукоятью плети Кузьма ударил о калитку, крикнул:
— Эй! Хозяева! Есть кто дома?
На стук вышла немолодая женщина в косынке, повязанной на кубанский манер. На руках она держала совершенно голого, плакавшего мальчугана, от роду которому, наверное, еще не было и года. Мальчуган всхлипывал и кулачками вытирал слезы. Женщина тоскливо посмотрела на братьев Холмовых. Видимо, странными показались ей и эти незнакомые мужчины, и этот старый, неказистый конь под высоким казачьим седлом. Молчала, силясь догадаться, что это за люди и почему подошли к ее двору.
— Вам кого нужно? — спросила она.
— Работникова, Афанасия Никитича, — ответил Холмов. — Видите ли, мы знакомы, вернее сказать, были знакомы по работе. Вот случайно я оказался в вашей станице.
— Муж зараз в степу, — сказала женщина, вытирая мальчугану нос. — Да не хныкай, Коля! А то отдам дядям. — И к Холмову: — Вы, наверно, издалече? Заходите во двор, отдохнете. Афанасий должон скоро возвернуться. Проходите в калитку. Конь пройдет или ему ворота открыть?
— Не тревожьтесь, мамаша! — не без гордости ответил Кузьма. — Это такой конь, что и по бревну пройдет, чертяка, не качнется! Артист, а не конь!
Не спросясь, точно он находился в своем дворе, Кузьма от калитки повел коня под навес, к пересохшему корыту. Привязал повод к столбу и начал снимать седло. Холмов присел возле веранды на стульчик, который любезно предложила ему жена Работникова. Вытянул уставшие, болевшие в коленях ноги, обутые в тесные, с уже побитыми носами пыльные кеды, и спросил:
— Внучок? Какой славный мальчик!
— Ага, внучок. Дочкин сынок.
— А где же его мамаша?
— Тоже в степу. Зерно очищает. Завтра автобусы подкатят, так что надо пшеничку приготовить. Через то и Афанасий редко бывает дома.
