В плохие дни возвращались домой почти без выручки, с непроданным товаром.
- Опять редиску в магазины выбросили, - не без сожаления говорила мать. - И палаток этих понастроили, будь они неладны!
Это и Сенька видел: в городе много пооткрывали овощных палаток и лотков, и возле них всегда толпились люди.
И вновь в такие дни бабушка ворчала, хоть и лежала уже, не вставая, в постели.
- Ты, Елена, мест не знаешь! - говорила она. - А место выбирать надо с умом. От места все зависит. Вот поднимусь, с тобой поеду, сама покажу...
Но она уже не поднялась. Бабушку похоронили хорошим майским днем на сельском кладбище. Поставили крест, чтобы все знали, что она верила в бога. Мать плакала. Сенька жалел мать и старался быть серьезным и грустным. А на кладбище в это время вовсю галдели воробьи и грачи, лопались почки на деревьях, пробивалась сквозь рыхлую сырую землю трава. Все радовалось весне.
Уже во время поминок Сенька понял, что жизнь теперь в доме пойдет по-другому. И отец, и мать, и Митя непривычно много говорили, даже смеялись, и, как показалось Сеньке, теперь никто никого не боялся.
Вечером отец подошел к иконе Николая-чудотворца, которая висела в правом углу избы, минуту подумал и затушил лампадку. Потом осторожно снял икону, вынес в сени и сдул с нее хлопья пыли.
- Куда ее теперь? - спросил он у матери, протягивая ей икону.
- Может, нехорошо это, Коля? - робко сказала мать. - Может, грех какой снимать?
- Какой же здесь грех! - сказал отец. - Ты же не собираешься молиться?
- Не собираюсь, - сказала мать, принимая икону.
- Ну и спрячь куда-нибудь или отдай кому, - посоветовал отец. - Да пыль в углу протри, накопилось.
А через день или два отец отвел корову в племенное стадо. Это значило, что корова теперь будет совхозная, что не надо думать о сене для нее и о том, куда девать молоко. За корову дали деньги.
- Как же это мы без коровы? - заволновалась мать. - Ни молока своего, ничего... Страшно.
- Чего ж страшно! - смеялся отец. - Молоко в совхозе можно покупать, как все люди.
- В совхозе обезжиренное, какое это молоко! Да и деньги платить надо, - продолжала беспокоиться мать.
- Нам хватит, маманя, и мороки меньше, - поддержал отца Митя.
Мать заплакала, но объяснила, что не из-за коровы: вспомнила бабушку.
- Теперь в самый раз тебе, Лена, в совхоз идти, - посоветовал отец.
Мать, кажется, не возражала:
- Вот дела подгоню чуть-чуть, да и цветы пройдут - обидно...
В это время они собирали по полям и лугам немудреные майские букетики и возили их в город. Чаще мать возила одна, пока Сенька был в школе, но порой приходилось и Сеньке.
Сенька все ждал, когда отойдут цветы. Но они отходили медленно, и на смену им появлялось что-то новое. Сначала лук прорезался и укроп, редиска поспела, ягоды пошли, огурцы...
Отец ругался.
- Портишь ты, Лена, парня! - говорил он матери.
- Чем же? - не понимала мать. - И в газетах пишут, что с малолетства к делу надо привыкать...
- Привыкать, да не к тому. Что ты, торгаша из него готовишь?
- Ну уж и торгаша! - не соглашась мать. - Просто трудно мне одной. Вот Сенечка и помогает нам чуток. Что же тут худого?
Получилось, так, что мать права. Как же не помочь ей?
Вот и шло все по-старому.
Теперь яблоки поспели. Хорошо хоть, что яблонь у них всего три штуки, а ежели бы целый сад!
С мыслью об этих яблоках и бежал Сенька домой.
"Наверное, мамка сейчас заставит обрывать к завтрашнему, - думал он. - А утром опять в город..."
Но Сенька ошибся. Возле дома он увидел мать, которая держала на веревке козу.
- Это чья? - спросил Сенька.
- Наша, - сказала мать. - Купила вот у Сушковых. Недорого отдали. Смотри, какая ладная.
Сенька посмотрел и даже потрогал козу. Белая, с бородой, в костях широкая. Коза как коза.
- А зачем? - спросил он. - Зачем нам? И папка заругает.
- Поругает, поругает и отойдет, - сказала мать. - Зато молочко свое будет.
Сенька посмотрел на мать и заметил, что лицо ее было счастливым и немного виноватым.
3
И верно, оказалось, что иметь козу не так уж плохо. И вовсе не из-за молока.
- Завтра, сынок, я в город поеду, - сказала мать, - а ты уж попаси ее. Только к речке иди или к леску. Там трава посочнее.
