Росла в рощице рябина, усеянная большими гроздьями ярко-оранжевых ягод. Сейчас рябину никто не рвал, а глубокой осенью, после первых морозов, ее брали в охотку. Даже Сенькина мать, не очень верившая в силу лекарств, настаивала на рябине водку и говорила, что она очень полезна для здоровья. И точно. Когда Сенька прошлой зимой простудился, мать натерла его этой настойкой, и он наутро поправился.
Слева на лугу вдоль речки растет совсем еще свежая трава. После жары пошли дожди, и зелень опять ожила, посвежела, как в первые дни лета. Одни мелкие ромашки лепестки опустили вниз и издали стали похожи на первые искусственные спутники. Сенька в книжке их видел. Такие же: шар, а позади несколько хвостов. И ромашки так: желтый шар, а вниз - лепестки-хвосты. Это - лекарственные. А обычные - они еще по-прежнему цветут. И, когда увядают, поднимают лепестки кверху.
И кашка цветет на прибрежном лугу. Есть бледная, а есть ярко-ярко малиновая. Кашка, она сладкая, если ее пожевать. Но Сеньке не хочется уходить с мосточка. Здесь хорошо.
Справа за капустным полем видна деревня. Непонятно, почему она называется Старые Дворики. Многие поотстроились в последние годы заново. Избы отремонтировали. Клуб сделали, магазин. А раньше дома старые были, и верно, что Старые Дворики. Отец говорил, что это испокон веков, когда еще французы на Москву шли. Тогда деревня сгорела, она просто Дворики была. Ну, а отстроили на старом месте деревню - назвали Старые Дворики.
Еще - правее от деревни, на бугре, - виден памятник. Солдат опустился на одно колено и знамя держит. Это - могила. С Отечественной войны. На могиле надпись: "Живые бесконечно обязаны вам". В дни праздников ребята украшают ее цветами, а весной белят памятник. А в эту весну Сенька не видел, как белили памятник, - он опять в город уезжал с матерью. Потом мальчишки издевались. "Тебе, - говорили, - торговля дороже памяти павших". Да только разве это так!
Раньше город далеко был. Шли пешком верст двенадцать до станции или тряслись на попутной телеге, а там ждали паровика.
Поезда ходили редко, и народу в них было полно: не втиснешься. А с корзинками да с мешками совсем плохо!
Мать не раз Сенькиного брата Митю просила: "Подвези!" Митя после прихода из армии в совхозе работал шофером. Это он в армии научился. Но подвозить на станцию Митя не соглашался.
- Не сердись, маманя, не могу! - говорил. - У меня машина совхозная, общественная, а вы как бы по частному делу едете. Не положено. Не сердитесь.
Теперь до города близко. Часа два езды с хвостиком. Со станции электрички в город ходят, а по шоссейке автобусы. Ну, а до шоссейки десять минут ходу.
"Завтра мамка опять в город потащит, - думал Сенька. - Яблоки поспели, да и помидоры еще не все продали".
Сенька не любил ездить в город.
Уж если б ездить, так хоть на базар. А то бегай по улицам да по подъездам, скрывайся от каждого милиционера. Стыд! А еще октябренком называешься!
В октябрята Сеньку приняли сразу же в первом классе. Вот уже год скоро. Учился Сенька хорошо. Никаких там троек. Во втором классе еще лучше будет учиться. Особенно с арифметикой ему было легко: он ее назубок по деньгам знал. В начале лета пучок редиски стоит пятьдесят копеек, потом тридцать пара, а сейчас за гривенник пучок отдают. Не успела редиска отойти, огурцы начинаются, ягоды, цветы полевые. И все свою цену имеет, десять, пятнадцать, двадцать копеек за штуку, за пару, за стакан, за пучок, а то и рубль, если что подороже.
Правда, если честно говорить, не любил Сенька эту арифметику. Лучше бы ее просто в школе изучать, чем по деньгам. Да и вообще деньги ему опостылели.
- Ты ничего не понимаешь, мал еще, - журила его мать. - Без денег куда ж?
- А почему мы на базар не едем, а все так? - спрашивал Сенька.
- Вот и говорю, что мал, - не понимаешь! - подтверждала мать. - На базаре-то все втридешева отдашь, а так подороже. Зачем же дешевить, себя обкрадывать!
- А почему милиция нас гоняет? Что мы, нечестно продаем? допытывался Сенька.
- Чем же это нечестно? Свое небось - не чужое! - объясняла мать. - А милиция, она всех гоняет.
