Тучи шли от гор, опускались все ниже и ниже, к морю. Они, как бы нехотя, заволакивали воду дымкой - от берега и дальше, все дальше и дальше. Они ползли уже не только по склонам, где приютились домики верхних улиц, а и затянули туманом улицу нижнюю, главную. Водители включили фары и все чаще давали сигналы. И поезда шли сейчас, нервозно гудя, с зажженными фонарями.
Море темнело от берега. Тихое, вроде бы затаившееся, с гладкой поверхностью и чуть слышным прибоем, оно пошло то белыми, то черными пятнами, то непонятными разводами, как будто в него выбросили с воздуха другую воду.
Ожидание длилось час, не больше. В горах ударил гром, и хлынули потоки дождя, а море уже бесновалось. Оно заливало берег, билось о бетонную набережную, о лестницы и глыбы скал, оно гремело и вздрагивало, охало и восторгалось, плакало и ревело.
Небо над морем стало не серым и не черным, а каким-то неестественно бурым. Молнии разрезали небо то слева, то справа, то впереди, то сзади, то где-то над самым берегом. Море поглощало их, проглатывало вместе с бурым небом и ударами грома. Море теперь было сильнее грома.
- Ну что, действительно ничего мальчишка?
- Пап, но он же не мальчишка! Он даже старше меня - на целый год!
- Ну, не мальчишка, прости, мальчик.
- Ничего, - призналась Таня. - Только, знаешь, таскает всюду с собой этот транзистор. И крутит! Кому это нужно!
- Мода! Ничего не попишешь!
- А по-моему, это не мода, а глупость. Тошкин и тот не переносит этого его приемника... А когда твой Геворг твист на мотив "Бродяги" исполнял, Тошка даже завыл...
- Тошка у нас, Татьян, умница! - согласился отец. - Тошка вне конкуренции!
А к вечеру все стихло, и рыже-красная полоса неба повисла над горизонтом. Там село солнце, а чуть левее от него искусственно низко над морем повис нарождающийся месяц, такой же рыже-красный, с задранным кверху нижним краем, на котором, казалось, вот-вот появится черт из гоголевской "Ночи перед рождеством".
Тучи и облака изменили направление и полезли обратно - в горы. Сначала по пляжу - от воды вверх. Потом - по улице, по крышам домов и прибрежной зелени. Потом еще выше, цепляясь за верхушки деревьев, взбираясь по полянам и тропкам, скалам и ущельям, выше, выше и выше. Вершины гор задерживали тучи, но они упрямо вздымались вверх и ползли дальше, в глубь хребта, уходя от моря. А море освобождалось от тумана и туч. Море светлело, все больше светлело, несмотря на вечерний час.
По морю прошла бледная, увеличивающаяся к горизонту дорога, такая, что хоть плыви, хоть кати по ней! Вот бы и впрямь прокатиться! Где-то, совсем рядом с морем, не очень стройные женские и мужские голоса пели:
Куда ведешь, тропинка, милая,
Куда ведешь, куда зовешь?
Кого ждала, кого любила я,
Уж не воротишь, не вернешь.
Там за рекой, над тихой рощицей,
Где мы гуляли с ним вдвоем,
Плывет луна, любви помощница,
Напоминает мне о нем.
Жила девчонка я беспечная,
От счастья глупая была,
Моя подружка бессердечная
Мою любовь подстерегла...
Странно было слушать эту песню, когда рядом - пальмы, и необычная зелень, и горы, и море... Так же странно, как японскую:
У моря, у синего моря
Со мною, ты рядом со мною...
Для нее, для Тани, странно.
А море в эту пору завораживало. И особой красотой своей, и особо ласковым прибоем, и особой послегрозовой свежестью, когда запахи моря как бы смешались с запахами пресной дождевой воды, и смывшей пыль прибрежной зелени, и насытившихся влагой цветов, и горной хвои. Бурлили горные реки и речки, неся воду и запахи гор в море. Они неслись оттуда - с гор. Бежали по пляжам ручьи и ручейки, неся воду и запахи берега в море. И они неслись оттуда - с гор.
Оттуда - от мамы. И море принимало их распростертыми берегами все большие и малые, чистые и мутные, шумные и тихие, - принимало со спокойной радостью. Ведь и реки, и ручьи, и дожди, как бы ни были они малы, поят море!
- Сегодня, Татьян, пойдем на станцию, - сказал отец. - Контейнер наш прибыл, с вещами...
Контейнер из Москвы отправляли друзья отца. Собрали, по его просьбе, только одежду, книги, мелочи - никакой мебели.
