(99) Стоит упомянуть и обоих царей: того, против которого я советую тебе начать поход, и того, с кем воевал Клеарх, чтобы ты мог себе представить характер и могущество того и другого. Так вот, отец нынешнего царя одолел в войне наше государство, а затем и государство лакедемонян, а этот ни разу не смог одержать победу ни над одним войском, опустошавшим его страну. (100) Далее, тот получил от эллинов всю Азию целиком по договору, этот же настолько лишен умения властвовать над другими, что даже не смог удержать за собой и те государства, которые достались ему. Так что каждый, пожалуй, затруднился бы ответить, как нужно считать: царь ли отказался от них из — за малодушия, или они сами отнеслись с пренебрежением и презрением к господству варваров.
(101) А узнав, в каком состоянии находится его страна, кто не загорелся бы желанием пойти войной против него? Египет отпал еще при его отце; тем не менее египтяне боялись, как бы царь, сам выступив когда — нибудь в поход, не преодолел трудностей, связанных с переходом через реку и всей прочей оборонительной подготовкой. А теперь этот царь избавил их от такого страха. Собрав самое большое, какое он только мог, войско и отправившись против них в поход, он вернулся оттуда не только побежденный, но и осмеянный всеми, недостойный, по общему мнению, быть ни царем, ни полководцем. (102) Кипр, Финикия, Киликия и соседние с ними страны, откуда персы получали флот, принадлежали тогда царю; но теперь одни отпали, другие находятся в состоянии войны и переживают такие бедствия, что царю от этих народов нет никакой выгоды, а тебе они будут полезны, если ты захочешь начать войну против него. (103) И конечно, Идрией, во всяком случае, самый богатый из нынешних властителей на материке, должен быть настроен более враждебно к власти царя, чем ведущие с ним открытую войну, иначе он был бы по меньшей мере самым жалким человеком, если бы не хотел уничтожения той власти, которая замучила его брата, вела войну с ним самим, и которая все время затевает козни, стремясь захватить его лично и все его богатства. (104) Опасаясь этого, сейчас он вынужден угождать царю и каждый год отсылать ему большие суммы; но если ты переправишься на материк, он с радостью встретит тебя, считая своим заступником, и многих других сатрапов ты сумеешь привлечь на свою сторону, если пообещаешь им свободу и распространишь этот призыв по Азии, — который, некогда запав в душу эллинов, уничтожил и нашу власть, и власть лакедемонян.
(105) Я собирался побольше сказать о том, каким способом ты мог бы очень скоро одолеть войско царя. Но я боюсь, как бы не упрекнули меня за то, что я, никогда раньше не имея отношения к военным делам, осмеливаюсь давать указания тебе, совершившему на войне множество великих дел. Поэтому, я думаю, мне ничего не нужно говорить по этому вопросу. Что же касается остального, то я полагаю, что отец твой[101], и основатель вашей династии, и родоначальник вашего рода (если бы ему было дозволено, а им дана возможность) стали бы советовать то же самое, что и я. (106) Я сужу об этом по их делам: и отец твой был дружелюбно настроен по отношению ко всем тем государствам, на которые я тебе советую обратить внимание, и основатель вашего царства, будучи духом выше своих сограждан и стремясь к единовластию, действовал не так, как те, которые добиваются подобного положения. (107) Они ведь достигали его, устраивая у себя в государстве мятежи, смуты и убийства, а он совершенно оставил в стороне эллинские государства и захотел овладеть царской властью в Македонии, так как знал, что эллины не привыкли терпеть единовластие, а другие народы не могут устраивать свою жизнь без такой власти. (108) И именно вследствие того, что он придерживался особого мнения об этом, царство его оказалось отличным от всех остальных: единственный из эллинов, он пожелал властвовать над чужим народом. Тем самым он смог избежать опасностей, связанных с единовластием. Мы можем увидеть, что люди, совершившие что — нибудь подобное среди эллинов, не только сами погибли, но и род их исчез с лица земли; а он и сам прожил счастливо свою жизнь, и роду своему доставил то же почетное положение, которым пользовался сам.
