— Это по-русски, — рассмеялся молодой человек. — У них греческий алфавит. Мне перевели эту фразу. Здесь написано: «Храброму русскому воинству».
— О, очень мило! — и дама с восторгом посмотрела на молодого архитектора. — Вы очень умны и дальновидны!
— Даже слишком! — буркнул Модюи, не отрываясь от рисунков, на которые смотрел с изумлением и едва ли не с гневом.
Огюст заметил этот взгляд и наивно приписал его оскорбленному чувству патриотизма Антуана. У него неприятно дрогнуло сердце, он готов был уже ответить на возможное замечание друга, однако его вслед за мамашей атаковала Люси Шарло:
— Да, Огюст, милый, вы что же, в самом деле решили ехать в Россию?!
— Что вы, разумеется, нет! — совершенно искренно ответил молодой человек. — Просто мне хотелось бы, чтобы русский император действительно воспользовался хоть каким-нибудь моим предложением, тогда и здесь у меня появилось бы сразу громкое имя. Во Франции-то строить в ближайшее время будут мало. Не до дворцов… Ну и одобрение Александра, это его письмо, не мало стоит, или вернее, будет стоить в будущем. Нет, я не хочу в Россию, мадемуазель, хотя тот, кто дал мне благой совет, утверждает, что это было бы для меня лучше всего.
— Ну так это определенно Шарль Персье! — воскликнул Модюи и наконец поднял глаза на своего друга. — Но послушай, Огюст, скажи честно: ты действительно все это придумал за несколько дней?
— Дня за три-четыре, я же говорю тебе.
— И это целиком твои идеи? Тебе никто не помогал? — Антуан уже не в силах был скрывать дрожь в голосе.
И Огюст вдруг понял, что это означает и что означал взгляд, принятый им за благородное негодование патриота-француза.
— Тони! — он, улыбаясь, подошел к своему другу и взял его под руку. — Да что ты так удивляешься, Тони? У меня давно уже большая практика, стало быть, я умею быстро ставить задачу и находить нужное решение, почти как в математике. Только там цифры, а здесь формы, линии, композиции.
— Нет, это все равно невозможно! — прошептал Антуан, невольно взял и стиснул до боли руку Огюста. — Невозможно так быстро и так хорошо! Восемь проектов, и все так интересны, так… — и он выдавил слово, которое жгло ему язык — так превосходны!
— А мне не все они одинаково нравятся, — пожал плечами Монферран.
— Боже мой, памятник генералу Моро![28] — вскричала мадам Шарло. — Ах! Ну, конечно, ведь император Александр глубоко его почитает.
— Его глубоко почитаю и я, — просто сказал Огюст. — Что бы ни говорили о нем, по-моему, он настоящий герой Франции, и если в конце жизни он совершил ошибку, то, черт возьми, их совершают все, но не все перед тем совершают столько подвигов, а потом рискуют жизнью во имя Родины и добрым именем во имя совести.
— Ура генералу Моро! — вскричал Пьер Шарло и кинулся наполнять бокалы.
Застолье продолжалось и стало еще более оживленным. К пирующим присоединилась вернувшаяся с прогулки Луиза, младшая дочь Пьера Шарло, лукавая болтушка, такая же глупенькая, как Люси, но, пожалуй, более непосредственная и оттого более привлекательная. После ее появления смех за столом уже не умолкал.
Однако Модюи вдруг поскучнел, его одолела задумчивость, и вскоре он под каким-то предлогом исчез. Через некоторое время начал откланиваться и Огюст.
— Я провожу вас, друг мой, — сказал мсье Пьер, поднимаясь из-за стола.
Когда они, пройдя обширную прихожую, оказались на широкой деревянной лестнице старого купеческого дома, Шарло взял своего гостя под руку и проговорил, став вдруг очень серьезным:
— Огюст, я хотел бы напомнить вам, что сегодня вы в третий раз посетили мой дом, посетили его не с какой-либо целью, а как наш друг…
— Да, и я очень рад, что становлюсь вам другом, а не просто знакомым! — улыбнувшись, ответил молодой архитектор, хотя отлично понял, к чему произносится это вступление.
— Но вы же понимаете, — продолжал Шарло, — что раз вы к нам ходите как друг, то окружающие станут делать из этого выводы… Вы же знакомы не только со мной и с мадам Шарло… Кроме того, Люси так простодушна, что уже рассказала о вас многим своим подругам. Словом, вы понимаете, пора делать официальное предложение.
