— Вот только не надо включать синдром обиженной матери! — серьезно сказал Дарк. — Это была твоя обязанность, причем в силу закона. Если бы ты этого не делала, тебя бы просто лишили бы родительских прав до конца жизни. И потом, не надо говорить мне о благодарности. Ты рожала меня и заботилась обо мне не для меня самого! Ты делала это для себя, потому что это ты хотела ребенка! У тебя была в этом потребность, было такое желание! Ребенок был нужен тебе, и больше никому! Ты рожала меня не для меня самого, а для себя! И не смей выдавать свои эгоистичные стремления за акт милосердия и бескорыстности.
Прежняя Кэтрин Дарк после таких слов заплакала бы на месте. Но новая Кэтрин, «железная леди», не могла себе такого позволить. Она резко развернулась и вышла из комнаты так же демонстративно, как и вошла, а затем отправилась тихо плакать к себе в комнату.
Дарк был зол как христианский священник в развратном ночном клубе. Он понимал лишь одно — его мать обладает информацией о местоположении брата, но по своей воле она ему ничего не скажет. Оставалось одно проверенное средство — выведать нужную информацию во сне.
Дарк сидел на кухне до поздней ночи, и когда убедился в том, что мать легла спать, тихо прокрался в ее комнату. Он подошел к ее кровати, минутку собирался с мыслями, оценивая риски, но в итоге понял, что на кону жизнь брата, а потому ничто не может быть важнее. Дарк вытянул руку вперед и коснулся лба Кэтрин, и его глаза озарила яркая белая вспышка.
Кэтрин сидела в душном пыльном кабинете, заваленном различными папками и бумагами. Одета она была в клетчатую рубашку, коричневые брюки и кожаный жилет, а на груди у нее была прибита звезда с надписью «Шериф». Кэтрин Дарк была шерифом города.
Когда Кэтрин вышла из кабинета, то попала в помещение, которое нельзя было спутать ни с чем иным — это был полицейский участок. Но в нем не было ни компьютеров, ни электрических ламп, ни телефонов. Виною тому было то, что это был полицейский участок эпохи «дикого запада», а на дворе был конец 19 века — эпоха золотой лихорадки во Фронтире2.
Кэтрин вышла на улицу и осмотрелась. Стоял жаркий летний день. Солнце было в зените, а потому на улице не было ни души. По гулу, доносившемуся из трактира, Кэтрин поняла, что большая часть граждан находится именно там, а потому незамедлительно направилась туда.
Войдя внутрь, Кэтрин увидела привычную ее глазу (а точнее, привычную глазу образа, который она играла в этом сне) картину — в таверне проходила очередная массовая драка. В ход шли стулья, столы, бутылки и прочие бытовые предметы.
Кэтрин достала из-за пояса револьвер и без предупреждения выстрелила в одну из бутылок на барной стойке. Дерущиеся резко остановились и с ужасом обернулись на шум выстрела.
— Шериф Дарк… — прошипел один их хулиганов. — Мое почтение.
— Повторяю тебе в последний раз, Шарп, убирайся из моего города, иначе следующая пуля попадет в твой косой дергающийся от страха глаз.
— Это уже третья бутылка за неделю, шериф. — простонал трактирщик.
— Запиши на мой счет. — улыбнулась Кэтрин. — А вы, бездельники, живо тут приберитесь и расходитесь по домам, черт вас побери! Живо!
Хулиганы послушно закивали и стали убирать за собой.
— Ловко вы их. — кивнул трактирщик. — Впрочем, как всегда. Что бы я без вас делал?
— Лежал бы в канаве с простреленной башкой, что же еще? — рассмеялась Кэтрин.
— Мэм, у меня для вас есть новости. — оборвал ее трактирщик. — Вы помните дело об убийстве того приезжего архитектора?
— Как же его не помнить! — воскликнула Кэтрин. — Парня нашли с отрубленной головой в его собственном доме!
— Так вот… — продолжил трактирщик. — По этому делу из управления полиции штата вам отправили помощника. Дело набрало общественный резонанс, а потому федералы теперь хотят все урегулировать как можно быстрее.
— Черт, только всяких сосунков мне не хватало в работе! — прошипела недовольная Кэтрин. — Кто этот оборванец?
— Некто по имени Джулиан. — улыбнулся трактирщик. — Джулиан Дарк.
— Мой сын? — удивилась Кэтрин. — Какого черта? Они там совсем в управлении остатки совести потеряли? Или у них просто инстинкт самосохранения наглухо отбило?
