Сереня еще пару минут бессмысленно потоптался у забора, за которым было тихо, но потом снизу, в щель у самой земли, с намеком высунулась узкая овчаркина морда.
– Блин, – беспомощно выругался Сереня.
Он энергично, но безрезультатно почесал в затылке и потопал к братьям, ожидающим его возвращения в камышах у озера.
– И что теперь? – спросил Гриня, огорченный провалом операции «Отдавай добро по-хорошему! ».
– Либо она ничего не знает, либо просто прикидывается дурой, потому что хочет наше добро прикарманить, – рассудил Леонид. – Думаю, нужно допросить ее с пристрастием.
– Лучше с паяльником, – буркнул Сереня.
– У меня есть паяльник! – оживился Гриня.
– У вас мозгов нету! – отбрил Леонид. – Ворваться в чужой дом с паяльником – это вооруженный грабеж, а нас трое, считай, уже банда! Схлопочем лет по десять на рыло, будем потом добро не для себя, а для родины добывать – на колымских золотых приисках и в урановых рудниках!
– Не пугай, – скривился Сереня. – Я лично не из трусливых. Только в этот дом ворваться, пожалуй, не получится: там забор вроде Кремлевской стены, а во дворе овчарка размером с пони.
– Собака? – заинтересовался Гриня. – А как ее зовут?
– Дебил! – рявкнул злющий Сереня.
– Необычное имя для собаки, – немного удивился Гриня.
– Цыц, братва! – сердито прикрикнул на расшумевшихся младшеньких Леонид. – Есть у меня одна мыслишка, только ее обдумать хорошенько надо, да еще за бабой этой понаблюдать: когда она из дома выходит, по каким маршрутам перемещается... Опять же, надо выяснить, живет ли кто еще в этом доме, кроме нее.
– Ага, живет, – издевательски подтвердил Сереня. – Говорю же тебе: здоровый пес!
– Дебил, – услужливо подсказал Гриня.
– Сам дебил! – моментально завелся Сереня.
– Оба дебилы! – заорал Леонид. – Заткнитесь! Я думать буду.
И он опустился на забытое кем-то в камышах проржавленное ведро, приняв классическую позу роденовского мыслителя.
– Чего, ну, чего тебе еще надо?! – гневно вскричала я, обращаясь к шипастому кустику, похожему на маленькие оленьи рожки ядовито-зеленого цвета.
Этот колер отнюдь не радовал мои глаза, подернувшиеся горючей слезой. Кустик, даром что зелененький, был безнадежно мертв: зелеными сухие веточки были исключительно благодаря толстому слою защитного воска, который коркой покрывал кустик от корней и выше.
От чего этот воск призван был защитить растение, я не знаю. Возможно, от повреждений при транспортировке, или от перепадов температуры, или от вредных насекомых – какая разница? На вощаной корке не было ни царапинки, температура воздуха в начале июня даже ночью не опускалась ниже плюс двадцати, из вредных насекомых на третьем этаже многоквартирного дома мною была замечена только моль, а злосчастное растение все равно засохло. Что за напасть? Уже третий розовый куст загнулся на моем балконе!
В сердцах я несильно пнула дырявую алюминиевую кастрюлю, по всем канонам цветоводства наполненную специальным почвогрунтом на керамзитовой подушке. Засохший кустик, издевательски растопыренный победным знаком «V», качнулся вместе с содержащей его емкостью, которая легонько стукнулась о стоящий рядом пустой трехлитровый баллон. Стеклянная банка, с помощью которой я регулярно и тщательно осуществляла полив безвременно скончавшегося ядовито-зеленого насаждения, протестующе звякнула.
– А ты вообще помолчи! – велела я бывшей поливальной банке, орошая засохший кустик скупой слезой.
– Сама садик я садила, сама буду поливать! – донесся с соседнего балкона притворно-сочувственный голос Гоши Куропаткина. – Что, еще одна вьющаяся роза в ходе смелого эксперимента превратилась в саксаул? Ну, Елена, ты просто мичуринка!
Искоса глянув на издевательски ухмыляющегося соседа, я молча отвернулась.
– Слышь, а это какая роза должна была получиться? – не отставал Гоша.
– Синяя, – угрюмо ответила я.
– Разве бывают синие розы? – Куропаткин изумленно приоткрыл рот, рискуя выронить из него дымящуюся сигарету.
– Похоже, что не бывает, – неохотно согласилась я, с намеком посмотрев на засохший кустик.
– Георгий, чем ты там занимаешься? – донесся из глубины квартиры пронзительный голос Гошиной жены Марины.
