Поднявшись в рубку, доктор нашел Такао перед обзорным остеклением. Кроме аватары, в рубке не было совершенно ничего: ни мебели, ни приборов. Металл, стекло, металл.
И абсолютно неуместная длинная подушка. «Дакимакура» — вспомнил терапевт, — «Японская игрушка».
Игрушка?
— Извини, оторвала тебя от завтрака. Скоро понадобится делать кое-какие маневры. На моей скорости это может оказаться весело. Каково состояние пострадавших?
Доктор вздохнул:
— Вся бы моя работа этим ограничивалась. Подбитый глаз… И разбитый нос. Но лучше им там и полежать до прихода в порт. Еще раз побьют.
Такао повернулась к вошедшему:
— Я не понимаю вашей ненависти к этому… Кулинару. И ко второму тоже. Можешь объяснить?
— Попробую.
— Вот смотри. Когда человек выражал протест… Шел против системы… Ему рукоплескали за «Поворот», «В круге света». А когда он выразил точно такой же протест против существующей системы, на него накинулись все. Почему?
Доктор подошел к остеклению тоже, и поглядел туда же, куда и Такао.
— Не знаю. Подозреваю, что та, первая система, была не наша. И потому его протест попал в точку.
— А эта, вторая система, которая правит у вас теперь, ваша?
— Скажем так, она больше наша, чем нет. И потому его протест… Поставил его на одну доску с откровенным дерьмом. Если я и могу его уважать, так исключительно за сам факт выступления. За смелость. Слабоумие и отвага, вот.
— Не знаю, не знаю, сомнительно мне насчет слабоумия. Но пусть как ты сказал. Человек здесь ты. А второй?
— Заслуженный муж?
— Но у него ведь тоже было: «Все отдам я снова: и любовь, и веру. Всю любовь и веру! А что взамен?»
Доктор вздохнул.
— Не приспособлены мы, кролики, для лазания. То есть, не сильно я разбираюсь в искусстве. В общем, пока он пел, еще туда-сюда. А как замуж… Тьфу, зажен… Да елки! С этим «новогодним огоньком» сам косноязычным стал… Короче, как он женился на женщине втрое старше себя — ну зачем, если не для карьеры? Это позорно.
— Для мужчины. Содержать жену считается нормальным и правильным, почему же содержать мужа — тщательно скрываемый позор?
— Прости, Такао. Для таких разговоров я гожусь плохо.
— Если бы эти двое не вцепились друг в друга у меня на борту, и если бы я не выхватила за это от Конго… — Такао вздохнула тоже. — Мне бы и в голову не пришло разбираться.
— Зачем вы вообще тащите на острова этот гадюшник? Можно ведь нормальных найти.
Такао посерьезнела:
— Электронной музыки с фильмами у нас тут полно. Но видеть живых людей — совсем другое. Полностью! Новый мир. «Открылась бездна, звезд полна». Насколько я поняла, ваши артисты живут с того, что транслируют чувства. Следовательно, у них самих эти чувства есть. «И похабничал я, и скандалил — для того, чтобы ярче гореть.»
— И-и-и?
— А у нас нет. Логика есть, а чувств нет. Оно иногда весьма полезно. Например, как увидишь в прицелы какую-нибудь американку. С той еще, дизельной войны. Да как припомнишь былое… Но как же нам стать людьми с одной голой логикой?
— Такао… В атаку на Конго ты тоже полностью логично шла?
— Вот-вот! Я совсем не понимала, что чувства точно так же влияют на поступки, как и разум. И мы решили посмотреть на чувства поближе. На всякие чувства. Не только ми-ми-ми, как ваши говорят.
Доктор пожал плечами, не зная, что сказать. И надо ли. Такао сменила тему:
— Ты, наверное, хочешь есть? Я же тебя с завтрака выдернула.
— У тебя линия доставки прямо сюда?
— Да. Я сделала. Думала, пригодится… — русалка коротко посмотрела на подушку. Доктор сделал вид, что вглядывается в океан. Даже спросил:
— Кто это? Справа, милях в трех?
Такао вытащила из шкафа пластиковую тарелку с несколькими отделениями, как палитру для красок, и отверстием под большой палец — удобно держать в одной руке, когда нет стола. Доктор уже сталкивался с подобными, и теперь привычно содрал полиэтиленовую крышку, скатал в шарик, шарик опустил в карман, отломил пластиковую ложку. Пока человек завтракал, Такао просканировала корабли на правом траверзе и засмеялась:
— Штрафники, большое мусорное пятно перерабатывают в нанопыль. Читал утренний чат?
Доктор кивнул:
— И за что у вас черенки вставляют?
