Доктор смутился.
— Тяжелые крейсера… — русалка призадумалась. — Ты уже видел у Сухова. Ну и линейный крейсер, там ведь была Хиэй.
— Она сестра Конго, я правильно понимаю?
— Конго… — русалка развела руками, — это Конго. Другой такой нет. Внимание на экран!
* * *
На экране порт и причал; и пышно разодетые встречающие; и летят цветные ленты, и за спинами рыдают медные трубы, и в жарком небе тонко, иглой тоскливой вышивает скрипка — а потом все тонет в шуме приветствий.
По причалу ступают закованные в пластик, с прозрачными щитами-бульдозерами носороги в камуфляже, в круглых шлемах; за ними в демократично-дешевых пиджаках машут публике президенты двух крупнейших держав Земли. То есть, двух крупнейших обломков прежних величайших держав.
А вот следом движется рослая блондинка в непрактично-лиловом, ассиметричном бархатном, длинном; острые черты лица безмятежно-спокойны. Алые нечеловеческие глаза немного прищурены: то ли благосклонно, то ли презрительно.
Вот дошли до берега! Крики, вопли фанатов. Букеты, красные шелковые сердечки сыплются под ноги, скользят с досок, уходя навсегда в мутную портовую воду. Оцепление отжало дорожку к лимузину; тихонько матерятся где-то антиснайперские расчеты; слуги, выглядящие дороже и значительней обоих президентов, распахивают дверцы; искры солнца на бронестеклах, толщиной в спичечный коробок.
И вдруг тоненький паренек прокатывается коленями вперед под оцеплением, вылетая позади президентов прямо в ноги блондинке. Замирают все первые ряды; изумленная тишина катится вверх, вверх, вверх по трибунам; старший охраны раздосадовано машет ближним: прощелкали, суки — теперь хоть не лезьте, запортите все кадры! Президент может погибнуть на посту, но президент не может потерять лицо, впутавшись в историю глупую, некрасивую, вульгарную. Когда дуболомы охраны, к примеру, будут оттаскивать идиота-влюбленного. Если он шахид, так все равно ведь поздно дергаться.
Но паренька одушевляет совсем иной фанатизм, и в стихающем гуле толпы, в растерянном буханье медных тарелок оркестра — ударник знай себе шпарит, не сняв наушники, плевать ему даже на это! — над причалом тонко, безнадежно:
— Конго, я не могу без тебя жить!
Конго чуть наклоняет голову; мальчик, наверное, видит алые искры под прикрытыми веками.
Тишина становится абсолютной, потому что Конго роняет без паузы:
— Не живи.
* * *
— Не живи?!! А дальше? Вас там население не линчевало? Хотя чего это я. Куда там линчевать, даже помидорами закидать вряд ли кто посмеет.
— Ты знаешь, наоборот, — рассеяно улыбнулась Такао. — После того случая стали относиться даже лучше. Меньше соплей, больше дела.
Доктор пожал плечами (вот привязалось!) и попытался вернуться к прежней теме:
— Кстати, о подводных лодках. Что там с четыреста первой? Ну, которую в «Гостях у сказки» Резервная эскадра не поймала? Чем закончилось?
Такао улыбнулась:
— Если я скажу, что все закончилось хорошо, ты же с хирургической точностью спросишь: хорошо для кого?
— Я терапевт вообще-то.
— Ну, тогда с пофигизмом врача общей практики не дослушаешь чего-нибудь важное в моем ответе. Найди время, досмотри уже кино до конца, оно того стоит.
— Доснимут — досмотрю, — буркнул врач. — Терпеть не могу неоконченного, только разогнался, во вкус вошел — и стой, жди продолжения. Нет уж, я все-таки подожду последнюю серию. Такао, а лично для тебя чем это кончилось?
— Для меня пока ничего не кончилось. Пока все живы. Вот что. За обедом я спрошу, не хотят ли наши гости вкатиться в гавань с музыкой, с живым звуком. Трансляцию на весь остров мы обеспечим. А тебе спасибо, иди поспи. Вижу, что не помешает. Качки не ожидается, ко времени подниму.
— А зачем за обедом? Разошли сообщения, тебе и бегать не придется.
— Ну ты же не думаешь, что я так вот просто пустила в тактическую сеть их всех? Только старшую. Как они ее называют за спиной: «тетя-капитан». Ну, а второе — я хочу видеть и слышать ответ. Тоже чувства.
Чувства исполнительской братии поделились практически пополам. Пока доктор добирал часы сна, пока «Такао» полуциркуляциями обходила позиции штрафников, в кают компании кто-то распыхтелся:
