— Жидковат наш вьюноша.
Сказано было, разумеется, не на вынос, а вот, извольте — часу не прошло, как уже гуляет по публике. То, что у генерал-губернатора наследнику представили именно Анну Ивановну, особенно занимало острословов.
— Господа! Мне кажется, мадам вручила всеподданнейший доклад о состоянии умов в Иркутске! Проект манифеста…
«Цесаревич Николай, — снова вспомнил Петр Григорьевич, — если царствовать придется…»
— А что вы думаете, господа, — спокойно и даже серьезно сказал он, — проект манифеста прост. Извольте, я вам сымпровизирую…
— Просим! Просим!
Заичневского любили слушать. Одни за то, что говорил умно, другие за то, что говорил вещи непостижимые, неприемлемые никак, а оторваться — нельзя! Третьи — просто за голос — с хрипотцой, с далекими громами, с запасом: сейчас грянет — стекла вылетят!
Петр Григорьевич придавил рукою высокую спинку стула:
— Извольте… Параграф первый… Начальство прекращает тайничать и поощрять наушников… ведет дела впредь открыто и нелицеприятно… Параграф второй… Господа революционеры благоволят оставить подполье и конспирации… Понеже тайну создает власть, а подполье лишь подражает оной…
Петр Григорьевич, не снимая руки, весело ждал, что скажут, вернее — что крикнут.
— Заичневский! А как с Сибирью? Дадите ей вольную?
— Господа, — серьезно сказал Петр Григорьевич, — с этими прошениями — к господину Потанину.
Рассмеялись, разговор ушел в шум. И снова из шума:
— Эрго, у нас будет царь, битый по голове?
— Поостерегитесь все-таки… — сказал в стакан длинный человек.
— Помилуйте! Я ведь — с сожалением… Он ведь родился шестого мая, в день Иова многострадального…
— Как вы думаете, зачем понадобилось японцу колотить нашего жидковатого вьюношу?
— Вероятно, чтоб присовокупить Корею и Сахалин…
— Помилуйте! Зачем же драться? Ведь можно бы просто — купить? Дедушка продал Аляску, папенька продаст Сахалин, а юноша — Сибирь!
— Как Воловьи лужки!
— Какие еще Воловьи лужки?
— Уморительный рассказ! Этого… Чехонте…
— Да подите вы с Воловьими лужками!
— Это не я, это — Чехонте… Там невеста и жених… Чьи Воловьи лужки?.. Спорят!.. Я вам продам, а я вам даром отдам…
— Оставьте вздор, господа! — вдруг приказал толстый незнакомец. — Нанесен удар чести империи, а вы толкуете об этом, как о трактирной драке!
— Чести! — рассмеялся белокурый красавец. — Ах, Да! Чести… О чести мы пока еще — ни слова…
— Что же тут смешного? — спросил толстяк.
— Как ни слова? — спохватился черненький с пробором. — Кто-то здесь говорил, что в юношу угодили не палкой, а самурайским мечом!
Ошурков сказал робко — не поймешь, издевается или всерьез:
— Да, господа, я говорил так… Обидно, если палкой… Уж лучше, господа, мечом… Как у Шиллера… Августейших особ нехорошо палкой…
— Бомбой надо, — желчно съехидничал толстый, — привычнее…
— Поостерегитесь, сударь, — проворчал длинный, не разобрав спьяну ехидства.
Петр Григорьевич вдруг встал:
— Вы знаете, друзья мои, я вас слушал и думаю, что всем нам хочется, чтобы палкой. Да еще суковатой, — потряс пустой ладонью, будто держал эту палку, — да еще — нечистой, — отшвырнул воображаемый предмет. — Нам хочется унижений. Радость какая: собственного инфанта поколотили! Мы радуемся, когда нас унижают…
— Мы радуемся, когда их унижают! — перебил белокурый красавец.
— Поостерегитесь, сударь, хоть вы и пьяны…
— В этой грязной империи нет места для чести! — прибавил черненький.
— И это вас тоже радует? — спросил толстяк, — вы не понимаете, о чем речь. Англия, например, английский народ возмутился бы, если бы кто-нибудь помыслил прикоснуться к его принцу! А ведь у них Виктории нос обломили парламентом! А у нас, с одной стороны, боже, царя храни, а с другой — радость великая: палкой по башке! Совестно как-то, господа… Пошло-с. Какие вы революционеры? Вы бомбометатели, а не революционеры! Как вы можете делать революцию, когда вас не занимает ход событий в мире? Через десять лет — помяните мои слова! — Япония пойдет воевать нас!
— С чего бы это?
— С того, что она бешено развивается, — снова ударил по столу толстяк, — и ей — тесно! Вы знаете, какой у нее флот? Вы знаете, какая у нее торговля и промышленность? Не знаете! А знаете вы только то, что палкой по голове!
