Смешнее, чем прежде. Рассказы и повести [Сборник юмористических и сатирических, но в основе бытописательских рассказов.] - страница 6

Школьники делали кучу малу и задавили нечаянно Синелькова.

Куча мала образуется неожиданно, без всякой подготовки, потому никогда не известно, кто будет внизу. Играют в какую-то приличную игру — к примеру, в слона или, скажем, в овес, где всего только бьют по спине и не больше, как вдруг на кого-то найдет громкий крик, вдруг кого-то толкают среди коридора, и весь коридор вовлекается в кучу.

— Куча мала! — орут со всех концов школы. И кого-нибудь при этом ненароком задавят.

Задавили Синелькова, он лежит, откинул руки, откинул ноги, не дышит и бледный. Прибежала мать Синелькова и взяла его сразу из школы.

— Зря выберете Синелькова из школы, — сказали ей школьники, качая головой.

— Это зря, это точно, потом пожалеете, — подтвердили воспитатели, учителя и директор.

Но мать не послушалась в этот день их совета и отдала его в другую, новую школу, где его никто совсем не знал.

Прошло немного времени, и Синелькова в той школе опять задавили. Лежит Синельков в коридоре, руки-ноги откинул, прибегает Синелькова мать и берет его снова из школы.

— Зря вы берете, — говорят ей опять одноклассники, но она их не слушает, ведет Синелькова уже в третью школу. Однако и тут Синелькова задавили опять.

Лежит Синельков… бледный… руки… не дышит. Прибегает в слезах Синелькова мать и забирает его, как всегда, вон из школы.

— Да зря вы его забираете! — объясняют ей школьники. — Если вы не заберете, то его уже вторично у нас не задавят, будут помнить, что когда-то уже задавили.

Подумала мать Синелькова и согласилась, потому что в новой школе, действительно, могут ли знать, что его уже давили? Не могут. И остался Синельков в этой школе. И уже Синелькова совершенно не давят.

То есть так он уверенно уже твердо знал, что его ни за что никогда не задавят, что однажды разбежался, закричал наглым образом: «Куча мала!» — и с разбегу так и плюхнулся на самую вершину. Куча тут же раздалась, и Синелькова, конечно, опять задавили.

Лежит Синельков… руки-ноги… не дышит… прибегает Синелькова мать… хочет взять Синелькова из школы. Но в этот момент Синельков подымается и говорит:

— Не надо, мама, не бери меня из школы. Это я виноват, школа тут ни при чем. Я забыл, что я Синельков и что меня в куче давят. А больше я не буду забывать, и меня не задавят.

Больше он, естественно, уже не забывает, и его уже не давят теперь никогда.

По деревне ехала свадьба. Свадьба играла и сильно шумела.

Из дому вышла одна злая женщина, которая добровольно могла колдовать, и сказала:

— Дю!

Свадьба враз заколдовалась, обратилась в волков и побежала в лес. С тех пор жила эта свадьба волками в лесу.

Шел из армии. солдат, видит — волки. Снял он наган и хотел их стрелять. Но одна соседка сказала:

— Не надо, солдат, не стреляй из нагана. Это не волки, это свадьба спорченая.

И солдат оставил стрелять из нагана.

Прошло какое-то время, и волки снова возвратились в штатский вид и пришли к себе в деревню. Одежда у них износилась, за это время, стала грязная и в лохмотьях.

— Как же вы вернулись в штатский вид? — спрашивают у них.

— А так. Время прошло, и вернулись. Нас пересмотрели, — отвечают спорченые.

— А чего же раньше не пересмотрели?

— Да раньше время не прошло. Через время всякую порчу пересматривают. А если бы не через время, — то вовсе не было порчи на свете. Так нельзя.

— Чем же вы питались? — спрашивает соседка.

— Плохо, — отвечают спорченые. — Вот у кого в тарелке осталось, да крошки на столе не убраны, то к нам и поступало. А больше ничего.

— Не буду крошки на столе убирать, — сказала соседка. — Не буду в тарелке доедать.

И не доедает.

На бульваре я встретил знакомую женщину. Она водила трамваи в блокаду. По набережной, до Горного. Снаряд угодил в моторный вагон. Ногу отняли до таза.

Она стоит со мной на бульваре. Это ее прогулка. Грузное тело обтекает костыли. Ватное пальто. Голова ушла в рыхлые плечи. Одна нога.

Она напоминает мне колокол, колокол на костылях. Костыли растут из-под мышек. Морозит. На бульваре ветер. Бульвар начинается в Гавани. Ей жарко. Трудно дышать. Это не нога, это сердце. Костыли растут из сердца. Сердце бьется, как колокол.