— Леди Мэри оказывала мне честь — один или два раза — бывать в моем обществе, — ответил Паркер. — Я не думал… Не знал… То есть, я понимаю, конечно…
— А! Но понимаешь ли ты? Вот в чем все дело, — серьезно сказал Вимси. — Видишь ли, Мэри — девушка очень хорошая, хоть мне и не пристало такое говорить, и…
— Уверяю тебя, — перебил его Паркер, — что меня в этом убеждать не надо. Неужели ты считал, что я могу неправильно истолковать ее доброту? В наши дни принято, чтобы даже самые добропорядочные женщины обедали с друзьями без сопровождающих, и леди Мэри была…
— Я не намекаю на то, чтобы ты приглашал для нее дуэнью, — сказал Вимси. — Во-первых, Мэри этого не потерпит, да и потом, я вообще считаю, что это чушь. И все-таки, как ее брат и все такое прочее (это, конечно, должен был бы взять на себя Джеральд, но они с Мэри, знаешь ли, плохо ладят, так что она не стала бы шептать ему на ушко свои девичьи тайны, тем более, что все они тут же станут известны Элен)… так что я собирался сказать? О, да: как брат Мэри, знаешь ли, я полагаю, что я, так сказать, обязан присматривать за ней и, когда нужно, дать пару добрых советов.
Паркер задумчиво ковырял пером лист промокашки.
— Не делай этого, — посоветовал Вимси, — ручку испортишь. Возьми лучше карандаш.
— Полагаю, — сказал Паркер, — я не должен был позволять себе…
— А что ты позволил себе, старик? — осведомился Вимси, по-птичьи склоняя голову набок.
— Ничего, что кто-либо мог счесть оскорбительным, — с жаром откликнулся Паркер. — О чем ты только думаешь, Вимси? Я и сам прекрасно понимаю, что, с твоей точки зрения, не годится, чтобы леди Мэри Вимси обедала в ресторане, на виду у всех, с полисменом. Но если ты полагаешь, что я сказал ей хоть одно слово, которое со всей пристойностью нельзя было бы сказать…
— … в присутствии ее матери, то ты оскорбляешь самую чистую и нежную девушку, которая когда-либо жила на свете и при этом бросаешь тень на честь своего друга, — с необыкновенной легкостью закончил Вимси его фразу. — До чего же ты старомоден, Чарльз Тебя впору ставить в музей. Конечно, ты не сказал ей ни слова. И я хочу узнать, почему.
Паркер безмолвно уставился на него.
— Вот уже пять лет, — пояснил свой вопрос Вимси, — ты глаз не сводишь с моей сестры, а при одном только упоминании ее имени вздрагиваешь, как заяц. Что все это означает? Не скажу, чтобы это вас украшало. Не скажу, чтобы это кого-то радовало. Ты нервируешь бедную девушку. Ты заставляешь меня усомниться в твоем мужестве (извини за выражение). Мужчине неприятно наблюдать за тем, как другой мужчина ходит вокруг да около его сестры. Во всяком случае нестерпимо наблюдать это хождение бесконечно. Это некрасиво. Это раздражает. Почему не ударить себя в широкую грудь и не сказать: «Питер, дружище, я решил прорыть лаз в вашу фамильную траншею и стать тебе братом»? Что тебя останавливает? Джеральд? Он, конечно, осел, но на самом деле не такой уж безнадежный. Дело в Элен? Она, конечно, не сахар, но тебе не обязательно часто с ней видеться. Дело во мне? Потому что если дело во мне, то я собираюсь стать отшельником. Кажется, Петр-отшельник уже существовал. Так что я тебе мешать не буду. К черту сомнения, старик, и все пойдет как по маслу. Ну, давай!
— Ты… ты спрашиваешь меня…
— Я спрашиваю тебя, каковы твои намерения, черт возьми! — огрызнулся Вимси. — И если это для тебя недостаточно старомодно, то я уж и не знаю, что делать. Мне вполне понятно твое желание дать Мэри время оправиться после той трагедии с Кэткартом и Гойлсом, но, дьявольщина, любезный мой, излишняя деликатность тоже ни к чему. Нельзя же требовать от девушки, чтобы она ждала до бесконечности! Ты чего дожидаешься — високосного года?
— Послушай, Питер, прекрати дурачиться. Как я могу предложить твоей сестре выйти за меня замуж?
— Как ты ей это предложишь — это твое дело. Ты мог бы сказать: «А как насчет матримониального союза, старушка?». Это очень современно, просто и недвусмысленно. Или ты можешь опуститься на колени и сказать: «Окажите мне честь и даруйте мне свою руку и сердце», что красиво, старомодно и в наши дни может считаться оригинальным. А еще ты можешь написать ей письмо, дать телеграмму или позвонить по телефону. Но я предоставлю тебе право выбора.
