— Нам-то с вами известно, миссис Петтикен, что такое исполнять долг, — внушительно проговорил Бантер, — и надо сказать, это не всегда приятно.
— Те, у кого деньги водятся, — вставила Ханна Вэстлок, — без труда устраиваются так, что их долг выполняют за них другие. Чего, осмелюсь сказать, Миссис Рэйберн не добилась бы, если бы была бедной, будь она хоть дважды двоюродной бабкой мистеру Эркерту — он бы пальцем ради нее не пошевелил. Уж я-то его знаю!
— О! — только и сказал Бантер.
— Я никого судить не хочу, — сказала миссис Вэстлок, — но нам с вами, мистер Бантер, прекрасно известно, как устроен мир.
— Надо полагать, мистер Эркерт может на что-то рассчитывать после того, как старуха все-таки скончается, — предположил Бантер.
— Тут я ничего сказать не могу, — ответила Ханна, — он — человек неразговорчивый. Но иначе зачем бы ему было тратить время и бросаться в Уэстморленд, если бы ему ничего не светило? Хотя я сама не хотела бы получить деньги, которые были добыты непорядочным путем. Они добра с собой не принесут, мистер Бантер.
— Тебе легко так говорить, девочка моя, ведь перед тобой такого соблазна не будет, — заметила миссис Петтикен. — В нашем королевстве немало благородных семейств, о которых никто никогда не услышал бы, если бы в прошлом кто-то из них не вел себя свободнее, чем мы приучены с детства. У них немало постыдных тайн, можешь не сомневаться.
— О! — проговорил Бантер, — я вам верю. Мне приходилось видеть бриллиантовые колье и меховые манто, на которые следовало бы повесить ярлыки: «Плата за грех». И многих семей, которые сейчас так гордятся собой, вообще не существовало бы, если бы какой-нибудь из королей не позабавился бы, как говорится, на стороне.
— Говорят, что кое-кто из высокопоставленных особ снисходил до того, чтобы заметить старую миссис Рэйберн в ее молодые годы, — мрачно объявила
Ханна. — Королева Виктория никогда не позволяла, чтобы она выступала перед членами королевской семьи — она слишком хорошо знала, что эта особа себе позволяла.
— Она ведь, кажется, была актрисой?
— И, говорят, очень была хороша собой, хотя мне не вспомнить, под каким именем она выступала, — задумчиво проговорила миссис Петтикен. — Помню только, что имя было ужасно странное — то ли Гайд-парк, то ли еще что-то в том же духе. А Рэйберн, за которого она вышла замуж, он был никто. Она вышла за него только для того, чтобы замять скандал. Двое детей у нее было (а от кого, понятия не имею), оба умерли от холеры, не иначе, как покарал ее Господь.
— А мистер Бойс говорил об этом не так, — сообщила Ханна, возмущенно фыркнув. — Он сказал что: «Дьявол заботится о своих слугах».
— А! Он был очень неосторожен в выражениях, — сказала миссис Петтикен, — да и неудивительно, если вспомнить, среди каких людей он жил. Но если он остался жить, то со временем остепенился бы. Он бывал очень милым, когда хотел. Бывало, заходил сюда поболтать о том, о сем — и очень забавно выражался.
— У вас слабость к джентльменам, миссис Петтикен, — сказала Ханна. — Любой с хорошими манерами и плохим здоровьем для вас — ягненочек.
— Так мистер Бойс знал о миссис Рэйберн?
— О, да: в семье это все знали, понимаете? И, конечно, мистер Эркерт рассказал бы ему больше, чем нам. На каком поезде мистер Эркерт собирался приехать, Ханна?
— Он заказал обед на полвосьмого. Значит, на том, что прибывает в шесть тридцать.
Миссис Петтикен посмотрела на часы, и Бантер, сочтя это за намек, встал и начал прощаться.
— И я надеюсь, что вы еще к нам зайдете, мистер Бантер, — благосклонно сказала кухарка. — Хозяин не возражает, если мы приглашаем солидных гостей к чаю. В среду у меня полдня свободны.
— А у меня — в пятницу, — добавила Ханна, — и через воскресенье. Если вы принадлежите к евангелистам, мистер Бантер, то преподобный Кроуфорд на Джидд-стрит читает прекрасные проповеди. Но вы, наверное, на Рождество уедете из Лондона.
Мистер Бантер ответил, что Рождество они с хозяином, вне всякого сомнения, проведут в поместье Герцога Денверского, и удалился, окруженный ореолом чужого великолепия.
