— Для этого человека нет ничего святого, — обвинительная речь Райнхарда становилась все более пылкой. — Вспомни, например, как он пользовался доверчивостью этой несчастной белошвейки. Это просто подло. Он вспыльчивый человек, и кроме того, его никто не видел с той ночи, когда была убита фройляйн Лёвенштайн.
Либерман прикусил нижнюю губу и недоверчиво хмыкнул, все еще не соглашаясь с собеседником.
— Что? — спросил Райнхард, которого немного раздражало упрямство друга.
— Я все-таки еще не до конца понимаю.
Райнхард жестом попросил Либермана продолжить.
— Мы должны понять, какие у Брауна были мотивы, — сказал Либерман. — Что ему было нужно? Что он выигрывал от ее смерти?
— Деньги. Ведь сбежал же он с деньгами Рохе.
— Но убийство — это совсем другое дело. И потом, вряд ли фройляйн Лёвенштайн можно назвать богатой.
— Может быть, это было как-то связано с беременностью, с будущими детьми.
— Беспринципные люди редко утруждают себя беспокойством о своих незаконнорожденных отпрысках.
— А вдруг он убил ее под влиянием эмоций во время одной из ссор?
— Невозможно. Фокусы требуют подготовки.
— Тогда мотив нам все еще неизвестен, но мы узнаем его, когда поймаем Брауна.
— При всем моем уважении к тебе, Оскар, так нельзя. — После небольшой паузы Либерман добавил: — Это слишком примитивно. Нельзя выдавать желаемое за действительное, если хочешь прийти к правильному решению.
Райнхард подавил улыбку, но не смог удержаться и насмешливо поднял брови. Либерман взял свой стакан и, аккуратно взболтав в нем коньяк, вдохнул насыщенный аромат.
— Есть еще кое-что, — продолжал он. — Почему Браун сбежал, как обычный уличный воришка, запутав таким хитроумным способом полицию? Этим он только навлек на себя подозрения.
— Возможно, он передумал, разуверился в созданной им иллюзии, решил, что она никого не обманет.
— Да нет, вряд ли.
— Бывает, что люди ведут себя непредсказуемо, — сказал Райнхард. — Ты, как никто другой, должен это понимать. Мы не всегда можем найти изящное решение.
— Это верно, — ответил Либерман, — но я твердо убежден в том, что самые изящные решения являются также правильными. Хочешь еще сигару, Оскар?
Перед тем, как воспользоваться этим предложением, Райнхард вытащил из кармана фотографию, которую передал Либерману. — Вот, взгляни.
На снимке был красивый чисто выбритый мужчина около тридцати лет.
— Отто Браун?
Райнхард закурил, выпустил несколько облачков голубого дыма, пока табак разгорался.
— Мы взяли ее у театрального агента, который представлял этого негодяя в то время, когда тот выступал со своими магическими номерами в «Дунае». Фотография довольно старая, но сходство очевидно. Я приказал ее размножить и разослать в отделения полиции по всей стране.
Либерман внимательно рассматривал портрет, повернув его к свету, идущему от камина.
— Итак, что вы можете сказать про лицо этого человека, герр доктор? Заметили что-нибудь интересное?
— Оскар, — сказал Либерман, его лицо приняло обиженное выражение, — ты подозреваешь меня в занятии псевдонаукой, своего рода гаданием, не лучше хиромантии.
— Я думал вы, доктора, используете физиогномику?
— Многие разделяют теорию Ломброзо о том, что можно вычислить преступника по расположению его ушей или размеру челюсти. Но я лично мало с чем согласен в этом учении. — Либерман показал Райнхарду фотографию. — Посмотри на него. Ты видишь признаки животного происхождения на его лице? Атавизмы? Я не вижу. Я даже пойду дальше и скажу, что его внешность говорит как раз об обратном. В чертах его лица есть нечто благородное. Он больше похож на поэта-романтика, например на молодого Шиллера, чем на мошенника. Нет, Ломброзо не прав. Нельзя распознать преступника по форме его носа или рта. Значение имеет только его сознание.
Либерман вернул снимок Райнхарду, который, глянув на него еще раз, пожал плечами и спрятал в карман.
— А что с другими членами кружка фройляйн Лёвенштайн? — спросил Либерман. — Ты выяснил что-нибудь еще про них?
— Да, выяснил, — ответил Райнхард. — Я заинтересовался Брукмюллером после того, как мы увидели его с мэром на концерте в филармонии.
