— Хотите узнать свое будущее?
— К сожалению, я знаю его слишком хорошо.
— Никто не может знать, что ему уготовано.
— Тогда я — исключение.
— Наша ясновидящая очень хорошенькая…
— Не сомневаюсь.
— Лицо как у ангела.
— Спасибо, но, боюсь, что я должен отказаться.
Мужчина в цилиндре пожал плечами, и его голова исчезла за занавесками так же внезапно, как появилась.
Либерман отошел в сторону от аттракционов и оказался на перекрестке. Слева был Театр Комедии, ресторан «Прохаска» и четыре башни водяной горки. Справа виднелись низкие крыши других увеселительных заведений и кафе «Айсфогель». Прямо перед ним было колесо обозрения, казавшееся с этого места овальным.
Порыв ветра окутал перекресток полупрозрачной вуалью мелкого дождя, заставившего группу молодых людей броситься в ближайшее кафе. К счастью, дождик оказался недолгим и легким: Либерман не взял с собой зонт. Он вытер пальцами капли со стекол очков. Посмотрел на часы и, глубоко вздохнув, быстро пошел к гигантскому колесу.
Очереди в кассу не было. Колесо обозрения не пользовалось популярностью в непогоду — влажный туман скрывал вид. Тем не менее несколько бесстрашных любителей острых ощущений заплатили за билеты и вошли в одну из тридцати красных гондол, с нетерпением ожидая, когда их начнет раскачивать при подъеме. Пока колесо было неподвижно, ветер исполнял какую-то странную жалобную песню на туго натянутых стальных тросах. Когда колесо начало снова поворачиваться, перекладины зевнули и застонали так, будто просыпался великан.
Либерман посмотрел на часы. Опаздывает на десять минут. Он считал его более пунктуальным и теперь надеялся, что эта небольшая заминка не означает ошибки в расчетах. Красные гондолы вдруг напомнили Либерману о муслине, заляпанном кровью, — ужасная картина уничтоженного лица Карла Уберхорста и его обнаженного мозга. Его противник был не только умен, но и способен на нечеловеческую жестокость.
— Герр доктор, прошу прощения, — Либерман вздрогнул. — На Шведском мосту была авария, поэтому я задержался.
Он медленно обернулся и вынужден был пожать руку вновь прибывшего.
Служитель закрыл дверь гондолы, и двое мужчин встали у противоположных стен этого похожего на каюту помещения.
— Хочу спросить, господин доктор, — сказал Брукмюллер своим звучным басом, — хотя я понимаю, что информация, которой вы обладаете, чрезвычайно деликатна, но действительно ли это было необходимо?
— Я не мог придумать лучшего места для абсолютно приватного разговора.
— Вы правы, — сказал Брукмюллер. — Но я был бы счастлив принять вас в своем клубе. Комнаты у меня превосходные, персонал образцовый — просто идеал преданности. — Стальные тросы завибрировали, а балки застонали, когда колесо повернулось и гондола поднялась в воздух. — По телефону вы сказали, что эта новая информация напрямую касается меня. — Брукмюллер снял котелок и положил его на сидение.
— Так и есть, — сказал Либерман. — В деле Лёвенштайн кое-что прояснилось.
— В самом деле? Я думал, что полиция уже нашла убийцу. Разве не так?
Гондола качнулась, когда колесо неожиданно остановилось, и обоим мужчинам пришлось балансировать, чтобы не упасть. Либерман выглянул в окно и увидел, как скромно одетый мужчина с помощью служителя садился в следующую гондолу.
— Что-то не так? — спросил Брукмюллер.
— Нет, думаю, все в порядке, — сказал Либерман.
Брукмюллер повторил свой вопрос:
— Итак, господин доктор, это правда? Что полиция нашла убийцу? Так пишут в «Цайтунг».
— Безусловно, так считает инспектор фон Булов.
— И я тоже. Боже мой! Вы же были там, у мадам де Ружмон. Вы видели, как реагировал Хёльдерлин.
Гондола снова двинулась вверх. На этот раз движение было более плавным.
Либерман не ответил, и Брукмюллер беспокойно поежился и подозрительно прищурился.
— Скажите, господин доктор, вы сейчас действуете как официальное лицо?
— Да.
— Тогда почему вас никто не сопровождает?
— Я сказал, что информация, которой я располагаю, носит чрезвычайно деликатный характер.
Брукмюллера явно не удовлетворил ответ Либермана. Но, после некоторого колебания, он решил не спорить, а только кивнул и изобразил фальшивую улыбку.
