За этими павильонами находилась массивная Карлскирхе. Ее огромный купол в итальянском стиле подпирали гигантские колонны. В верхней части каждой колонны, там, где позолоченные Габсбургские орлы свили свои гнезда, выпуклый рельеф изображал сцены из жизни Святого Борромео.
Что было в том письме? Что сказала девушка?
Будет ли скандал? Ей тоже предъявят обвинение?
Прозвенел колокольчик трамвая, и какой-то господин схватил ее за руку и оттащил на тротуар.
Красно-белая вспышка.
— Прощу прощения, фрау, но трамвай…
— Да, конечно, очень глупо с моей стороны.
— Будьте осторожны.
— Да, конечно. Спасибо.
Сделав шаг назад, Беатриса поспешила скрыться в толпе.
На трамвайной остановке пассажиры салились в вагон. Она тоже встала в очередь и, не думая, зашла в вагон и села. Она не осознавала, куда едет, и через некоторое время очутилась перед зданием вокзала Зюдбанхоф, имитирующим стиль эпохи Возрождение.
Кассовый зал был похож на дворцовый. Роскошная каменная лестница шла вверх и в сторону к двум высоким аркам. Перила украшали декоративные канделябры размером с яблоню, а строгий белый свет струился из высоких окон.
Беатриса стояла под прозрачными стеклянными куполами фонарных столбов из кованого железа и смотрела, как люди входят и выходят, — суетливая вокзальная толпа. Немного успокоившись, она зашла на почту и отправила письмо, которое написала ранним утром во вторник. Потом вернулась в кассовый зал и стала изучать расписание.
Там было столько городов.
Баден, Винер-Нойштадт, Земмеринг…
Брук-ан-дер-Мур (Клагенфурт, Меран, Удине, Венеция).
Грац (Марбург, Аграм, Триест).
Беатриса двинулась к билетной кассе и купила билет до Триеста.
Кассир поднял на нее глаза.
— В один конец, фрау?
— Да, в один конец.
Зажав в руке билет, она пошла на платформу.
Мимо прошли две служанки, хихикая в кулачки; стоял солдат в длинной шинели с большим ранцем за плечами; трое мужчин среднего возраста, очень похожие друг на друга, с закрученными вверх усами и в котелках, обсуждали дела. Беатриса шла дальше. Она уже не знала, происходило все это наяву или во сне.
Ее окликнул начальник станции.
— Незачем идти дальше, фрау.
Она остановилась. Но когда он ушел, она двинулась дальше, неторопливо переставляя ноги, одну за другой.
Платформа начала дрожать. Вдалеке она увидела приближающийся поезд. Раздался гудок.
Она смотрела на спальные вагоны, испачканные грязью и угольной пылью.
Ее охватил стыд.
Это будет несложно, и если она упадет в нужном месте, то и не больно.
На ужин они ели икру, сардины, гусиную печень, заливное из фазаньих яиц, запивая все это двумя бутылками «Асти», а закончили потрясающе сладким ананасом. Кофе им подали с коньячными пастилками, каждая из которых была аккуратно завернута в фольгу. Они собирались уйти еще час назад, но ощущение сытости, сливовица и его сигара задержали их. Все остальные столики были пусты, а слоняющийся вокруг официант явно намекал на то, что им пора уходить.
— Мы очень хорошо провели время, — сказал Каннер. — Пьеса была превосходная, а потом мы пешком прогулялись до рынка… Я не мог оторвать от нее глаз. Знаешь, Макс, должен признать, что я давно такого не испытывал.
— Но послушай, Штефан, ты почти то же самое говорил о той продавщице — как ее звали?
— Габриелла.
— А певица?
— Кора.
— А та, актриса, если я не ошибаюсь?
— Эмилия.
— Чем же тогда отличается от них сестра Рупиус?
— Она просто… — начал Каннер, прочертив сигарой круг в воздухе, дымный след от которой на мгновение повис в воздухе, а пепел мягко опустился на стол. — Я не могу этого объяснить. И поэтому еще больше убеждаюсь в истинности своих чувств.
— Ты романтик, Штефан.
— Кое-что в нашей природе не поддается анализу, Макс, — в том числе любовь.
— А-а-а… — протянул Либерман, наклонившись вперед и ухватившись за край стола обеими руками. — Так значит, ты влюблен в сестру Рупиус!
— Что ж, скажем так: стрела Купидона, может быть, еще не вонзилась в мое сердце, но он уже точно выпустил в мою сторону все содержимое своего колчана.
Официант кашлянул.
Либерман посмотрел на наручные часы и заметил, что не может сфокусировать взгляд. Перед глазами все расплывалось, поэтому точно определить время оказалось непросто. Да, следовало отказаться от сливовицы.
