Натаниэль докурил сигарету и пододвинул к себе два лежащих на столе портрета: карандашный набросок гениального художника улицы Рамбам Яакова Левина и фотографию, по его просьбе, оставленную накануне Наумом Бройдером.
Вчерашняя информация требовала нового поворота в расследовании. Вот только какого?
– Бросить бы все, – Розовски вздохнул. – И уехать на альтернативное кладбище под Беер-Шеву. Хоронить там евреев и неевреев. И вырабатывать философский взгляд на мир… Какого черта я вообще влез в это дело? «Байт ле-Ам» предложил завязать – им, в конце концов, виднее…
Он поднялся из кресла, подошел к тумбочке с телефоном.
Собственно, звонить было некуда. Хотя бы потому, что он еще не решил: что следует делать – в первую очередь и вообще.
Розовски положил портреты на тумбочку, рядом с телефоном, и глубоко задумался.
Из сказанного вчера двумя неожиданными гостями, следовало, что все, приписываемое Шмуэлю Бройдеру, в действительности, совершено другим человеком. Кем? Натаниэль взял в руки карандашный набросок.
Вот этим.
– И как же вас зовут? – пробормотал он. – Вы не хотели бы представиться? Представить жену? Вообще, объяснить, какого черта все сие означает? И откуда вы взялись?
Розовски усмехнулся. Этот-то вопрос как раз ответа не требует. Из России. Единственное, о чем можно сказать с точностью. Из той самой, которую только что посетил наш доблестный министр полиции…
Стоп!
Розовски торопливо вытащил из пачки последнюю сигарету, закурил. Дурацкая привычка, но – сигареты помогали ему сосредоточиться.
– Это мысль, – сказал он в пространство. – И, поскольку мы одни, я должен сам себе признаться в том, что мысль, по-моему, удачная.
Он снял трубку.
– Не рано ли? – Натаниэль взглянул на часы и присвистнул: – Ого! Как это мои орлы до сих пор не оборвали телефон…
Вот уже полчаса, как ему следовало быть на работе. Розовски набрал номер полицейского управления.
– Алло? О, Рами, привет, как дела? Это Натаниэль Розовски, еще помнишь такого? Соедини меня с инспектором Роненом Алоном. Что? Старшим инспектором? Давно? Вот и замечательно, я, как раз, его поздравлю… Нет?
Он с досадой бросил трубку. Когда нужен, никогда не бывает на месте. Придется звонить из офиса. А сейчас… Розовски принялся неторопливо листать телефонную книжку в поисках нужной записи.
– Ага, вот… – он снова взялся за телефон. Ждать пришлось довольно долго. Наконец, трубку сняли, и женский голос на другом конце провода протянул: «Алло-у?»
– Доброе утро, – сказал Розовски. – Извините, что беспокою. Мне нужно поговорить с госпожой Ханой Бройдер.
– Это я, слушаю вас.
– Еще раз простите, госпожа Бройдер, но у меня очень важное дело. Я бы хотел с вами встретиться.
– А кто вы такой? – настороженно спросила вдова Бройдера.
– Видите ли, я частный детектив, меня зовут Натаниэль Розовски.
– Ну и что? – настороженность в ее голосе усилилась.
– Дело касается вашего мужа, покойного мужа. Из Америки приехал его старший брат, Наум Бройдер. Он хотел навестить могилу Шмуэля, но никак не может разыскать ее. Вашим адресом он тоже не располагает…
– И для этого он обратился к частному сыщику? – подозрительно спросила Хана Бройдер. – Что вы мне голову морочите, говорите толком, какое у вас дело. Или я кладу трубку.
– Ну, ему стали известны некоторые сомнительные подробности гибели Бройдера, и он хочет прояснить ситуацию, – заторопился Розовски. – А я…
– Не понимаю, о чем вы, – перебила его вдова. – Меня уже навещала полиция. И не однажды. Я сообщила им все, о чем знала. Всего хорошего, – и она бросила трубку.
Натаниэль озадаченно посмотрел на замолкший телефон.
– Кажется, я сделал ошибку. Впрочем… – он нахмурился. – Что-то во всем этом… – Розовски отошел от тумбочки и задумчиво прошелся по салону, подошел к окну. С улицы тянуло нестерпимой духотой – несмотря на плотно задвинутые стекла и опущенные жалюзи. Натаниэль плохо переносил хамсины – все двадцать лет жизни в стране. Начинало болеть сердце, ныли виски. Именно в такие дни Розовски вспоминал, что он уже не мальчишка, что жизнь, по сути прожита, и…
Что же, черт возьми, его смутило в разговоре с Ханой Бройдер? Что ему показалось?
