— Как она выглядела, Dottore?
— Полноватая старая дама, вся в черном.
— Какие записи вы делали, Dottore?
— Я же сказал, о вскрытии.
— О каком вскрытии? — спросил Брунетти, хотя спрашивать, он уже понял, нет никакой необходимости.
— Как там его звали? Этого молодого человека, которого привезли прошлой ночью? Ригетти? Рибелли?
— Нет, Dottore. Руффоло.
— Да, вот именно. Я только что закончил. Его зашили. Предполагалось, что родные придут и заберут его в два часа, но я закончил немного раньше и пытался все записать до того, как возьмусь за следующего.
— Вы можете вспомнить что-нибудь из того, что она говорила, Dottore?
— Я же сказал, я ее не понимал.
— Пожалуйста, постарайтесь сосредоточиться, Dottore, — сказал Брунетти, стараясь говорить спокойно. — Это может оказаться важным. Какие-нибудь слова? Фразы? — Бонавентура молчал, и Брунетти спросил: — Она говорила по-итальянски, Dottore?
— Вроде бы. Какие-то слова были итальянскими, но все остальное — диалект, хуже какого я в жизни не слыхал. — На полотенце Бонавентуры уже не осталось чистых мест. — Наверное, мне нужно пойти заняться своей раной.
— Один момент, Dottore. Вы поняли какие-нибудь слова?
— Ну конечно, она ведь кричала «Ватbiпо, bатbiпо»,[32] но этот молодой человек не мог быть ее сыном. Она слишком стара.
Она была не слишком стара, но Брунетти не счел нужным сообщать об этом.
— Вы что-нибудь еще поняли, Dottore? — снова спросил Брунетти.
От мучительной боли и от не менее мучительных попыток вспомнить Бонавентура закрыл глаза.
— Она сказала «assasino»,[33] но это, наверное, она меня так назвала. Она грозилась убить меня, но только ударила. Все это совершенно бессмысленно. Никаких слов, только дикие вопли. Наверное, тогда-то и появились санитары.
Отвернувшись от него и кивнув в сторону двери в морг, Брунетти спросил:
— Тело еще там?
— Да, я же сказал. Родственникам было велено прийти за ним в два.
Брунетти ринулся к двери и распахнул ее. Там, всего в нескольких метрах от двери, лежало тело Руффоло, обнаженное и ничем не прикрытое, на металлической каталке. Простыня, его закрывавшая, была смята в ногах, словно ее сорвали и отбросили.
Брунетти сделал несколько шагов и посмотрел на молодого человека. Голова его была повернута в сторону, и Брунетти увидел рваную линию, шедшую через волосы и завершающуюся дырой, через которую Бонавентура исследовал повреждения, нанесенные мозгу. Спереди на теле виднелся длинный разрез, та же самая ужасная черта, которая шла по сильному молодому телу американца. Казалось, черту это провели по циркулю, так точно и верно был очерчен круг смерти, и Брунетти вернулся туда, откуда начал.
Он отошел от того, что совсем недавно было Руффоло, и вернулся в кабинет. Еще один человек в белой куртке наклонился над Бонавентурой, осторожно прикасаясь пальцем к краям раны. Брунетти кивнул Вьянелло и Мьотти, но прежде чем кто-то из них успел шевельнутся, Бонавентура посмотрел на Брунетти и сказал:
— Тут есть одна странность.
— Что такое, Dottore? — спросил Брунетти.
— Она думала, что я из Милана.
— Не понял. Что вы хотите сказать?
— Когда она сказала, что убьет меня, она назвала меня «milanese traditore»,[34] но она только ударила меня. Она все время кричала, что убьет меня, и все время называла «milanese traditore». Мне кажется, в этом нет никакого смысла.
Внезапно Брунетти понял, какой в этом смысл.
— Вьянелло, ваша моторка здесь?
— Да, синьор, у больницы.
— Мьотти, позвоните в квестуру, пусть они вышлют мобильный отряд, прямо сейчас, к палаццо Вискарди. Пошли, Вьянелло.
Полицейский катер был привязан слева от больницы, моторы работали. Брунетти спрыгнул на палубу, Вьянелло сразу же за ним.
— Бонсуан, — сказал Брунетти, радуясь, что тот у руля, — едем к Сан-Стае, к реставрированному палаццо рядом с палаццо Дуодо.
Бонсуану не к чему было задавать какие-то вопросы: страх Брунетти заразил и его. Он включил сирену двойной громкости, толкнул реверс и вывел катер в канал. В конце канала он свернул в Рио-Сан-Джованни-Кризостомо и рванулся к Большому Каналу. Через несколько минут катер вылетел на просторные воды Большого Канала, едва не столкнулся с такси, оставляя за кормою бешеную раздвоенную волну, которая билась о борта лодок и стены зданий. Они пролетели мимо трамвайчика, который как раз швартовался у Сан-Стае. Поднятая ими волна швырнула его к причалу, заставив пошатнуться не одного туриста, потерявшего на мгновенье опору.
