Морской невольно попытался представить Ирину в образе «как Клара» и не смог. И дело было не только в том, что Клара существенно старше. Обе изысканные, с тонкими чертами лица и фирменной «иностранной» элегантностью — они при этом были очень разные. Пестрые вещи, яркая помада и броские украшения (даже сейчас поверх перчаток она надела перстень и браслет) на Кларе смотрелись органично, а Ирину, наверное, убили бы. Да и весь этот имидж немного странной, сильной и успешной умудренной жизнью леди Ирине не пошел бы.
— Почему вы так смотрите? — насторожилась Ирина. — Я вам не кино! Просто задумались или задумали новую аферу?
Морской хотел съязвить, мол, «просто», когда речь об Ирине, не бывает, но не успел: гражданке Бржихачек, то и дело резким поворотом головы отбрасывающей от глаз мешающую обзору челку, надоело стоять на месте.
— Чтобы не блуждать, можете подождать нас по ту сторону церкви! — крикнула она милиционерам. — Мы нырнем во дворы возле вашего оплота революции и выйдем, думаю, примерно там! — Она махнула в сторону собора, сама же ринулась назад на Карла Маркса. Все четверо сопровождающих немедля двинулись за ней.
Точнее — пятеро. Морской был готов поклясться, что странного вида мужчина в кепке с козырьком, минуту назад заинтересованно рассматривавший ободранную театральную тумбу с ошметками афиш, двинулся к собору в тот же миг, как Клара прокричала о том, куда собирается идти. И попал он в поле зрение Морского уже второй раз за эту короткую прогулку.
— Не в курсе, что это за странный длинный тип? — спросил Морской Ирину, кивая на удаляющуюся спину. — Похоже, сопровождающие опера — не единственные, кто ведет за нами слежку.
— Константинов Константин Викторович собственной персоной! — удивленно протянула Ирина. Она позвала Клару, что-то объяснила, и та неодобрительно зацокала языком, — Чудак-человек, — пояснила Ирина. — Это представитель Изюмского завода. Кларочкин воздыхатель, как я понимаю. Она имела глупость кокетничать с ним в Изюме, и с тех пор он ей проходу не дает. Подозреваю, он и в Харькове остался вовсе не потому, что должен нас сопровождать, а потому, что надеется, что Клара проявит благосклонность. Она была бы, в общем-то, не против подружиться, но сначала у делегации не было ни минуты времени, а теперь, после случившегося, подобные встречи наедине попросту неуместны. Клара скорбит по другу и коллеге, куда ей развлекаться… А Константин зовет то в театр, то погулять… Клара ему прямо сказала, что сожалеет, но ей не до увлечений. Он как будто понял, но все равно излучает напряжение. Улыбочка эта еще гаденькая… Вежливая, конечно, но в глазах такая сталь, что жуть берет. А сейчас — это он, наверное, упрекает таким странным образом: демонстративно идет за нами, показывая, видимо, что вот, мол, на нас у Клары время есть, а на него — не нашлось.
— Не слишком-то демонстративно, — поправил Морской. — Он прятался за тумбой. Я случайно обернулся.
— Ну, значит, не упрекает, а просто хочет держать предмет воздыхания в поле зрения. А может, вышел прогуляться, увидел нас и пошел следом. Кто его разберет…
— Вы Горленко-то про него говорили? — спросил Морской уже на ходу и сразу пояснил для Клары на немецком: — Прошу прощения, я понимаю, что это личное, но… — Он запнулся, подбирая слова.
— Все в порядке, — заверила Клара.
— Коля первый нам про него рассказал. Вот, говорит, представитель завода. «Он как никто заинтересован в вашем благополучии. Не ест, не спит, домой в Изюм не едет — блюдет тщательность расследования и вашу безопасность. Если что — обращайтесь к нему». Я рассказала о привычке Константина Викторовича приглашать Клару на свидание, но Горленко, кажется, не удивился.
— Я бы тоже не удивился, — галантно соврал Морской, окидывая Клару восхищенным взглядом, чтоб сделать ей приятно. Она пожала плечами и ускорила шаг.
— Сюда! — позвала она на немецком. — Мы шли через этот двор. Вернее бежали.
— При мне собор закрыли, он много лет стоял бездушным, и мне казалось, он никогда уже не воскреснет, — пояснила Ирина. — Я в прошлый раз вам говорила, что мы разговаривали со старушками на углу. Но Клара права: это было не на том углу, а прямо здесь. Теперь я тоже узнаю место. Тут мы расспросили местных бабулек и узнали, что церковь с войны открыта. Я обрадовалась и побежала смотреть.
