— Ах «тоже»! — Морской вспомнил, что говорил так про Ирину, и понял, что ситуация вышла из-под контроля. — Родная, меня не было ночью всего пару часов!
— Возможно, — холодно согласилась Галя. — Но я успела проснуться от твоего крика на лестничной площадке, услышать топот, испугаться, напридумывать себе бог знает чего…
— Но ты же спала, когда я возвратился!
— Делала вид. Давала тебе шанс. Наивно полагала, что ты, как обычно, засыпая, разбудишь меня, чтобы рассказать, в чем дело. Мы ведь всем делимся? — Она с упреком повторяла его собственные слова, которыми он всегда описывал секрет их счастливой совместной жизни. — Всегда! Оперативно! Теперь не знаю, может, раньше тоже было что-нибудь, про что я не должна была бы знать… Когда с рассветом к нам пришла соседка — не буду повторять, чтó именно она наговорила, но, поверь, мне это было очень неприятно, — я поняла, в чем, собственно, проблема. Ты сам-то видел, как меняется твой взгляд, едва заходит речь об этой балерине? О таких мыслях женам не рассказывают, понимаю. — Морской никогда раньше не видел Галочку в таком состоянии. — Сначала соседка, теперь эта… милая гражданка… — Она указала кисточкой от лака на Клару, — пришла и требует, чтобы я немедленно ей выдала Ирину. Отказывается уходить и что-то говорит на непонятном языке. Я как раз собралась выполнить ее просьбу и поискать. Быть может, ты Ирину прячешь тут в шкафу или в кладовке, или под кроватью? Вот как разделаюсь с этими лицемерными подарками, так поищу…
Клара, которая с появлением Морского прервала свою речь и молча переводила взгляд с него на Галину и обратно, опять заговорила. На этот раз на немецком:
— Ирины нет в гостинице! Она у вас, — не терпящим возражения тоном заявила гостья. — Ночью была суматоха, а утром выяснилось, что Ирины нет на месте. Все говорят, чтобы я не волновалась, она в надежных руках и под охраной. Но мне это не нравится. Я расспросила персонал. Таксист в ответ на мою щедрость был любезен. Я знаю, что Ирина ночью уехала к вашему дому. И даже конкретно знаю, что именно в вашу квартиру она и направлялась. Она еще в авто пыталась понять, светятся ли окна, и называла номер интересующей ее квартиры вслух. Таксист запомнил. Ошибки быть не может. Ирина здесь. — Гостья снова перешла на ровное сердитое бормотание. — И я настаиваю, что вы обязаны дать мне с ней поговорить. Она иностранка, и любое удержание незаконно. Даже если вы действуете от имени советских правоохранительных органов, вы должны дать мне увидеться с ней…
— Да нет ее у нас! — перебил Морской Клару тоже на немецком. — Она к нам заходила на минуту… И сразу же ушла…
— О! — вмешалась Галочка. — Впервые за день в этой кухне взаимопонимание. Вижу, вы прекрасно друг с другом говорите. Что ж, не буду вам мешать!
Она попыталась уйти, но Морской остановил:
— Дорогая, прошу тебя, опомнись! Тебя как подменили! Как можно строить версии и накручивать себя, ни в чем не разобравшись? Да, я не прав, что не предупредил. Но остальное — мыльная опера и только. Так в американской прессе называют сентиментально-драматические радиопрограммы, — пояснил он для Клары, прежде чем вспомнил, что та не понимает русского. — Послушай, — деваться было некуда, и Морской, мгновенно научившись говорить одновременно на двух языках, принялся оправдываться: — Ирина тут действительно была. К ней кто-то влез ночью в номер, она испугалась и поехала искать следователя Горленко. Узнать его адрес она могла только от меня, поэтому у нас и появилась. Выслушав, что произошло, я попросил соседа Семена отвезти ее к Горленко, — на всякий случай он поспешно прибавил: — Ирина раньше дружила с женой Коли, и ей там были рады. Чтобы Семену не пришлось мотаться одному, я съездил с ним. Всё. Ах да, — эту часть он на немецкий не дублировал, — Ирина была очень напугана и, пока мы ждали Семена, я усадил ее во дворе и принялся расспрашивать и успокаивать. Там соседские дети нас и засекли. И вот еще! — Теперь он обращался только к Кларе: — Что случилось в «Интуристе», я говорить не уполномочен. Ирина сама расскажет. И раз в гостинице никто, кроме вас, не паникует, значит Горленко доложил куда следует, что гражданка Онуфриева, — он по привычке произнес прежнюю фамилию Ирины и тут же, не без язвительности, исправился: — Ой, простите, товарищ Грох пребывает под его, Горленковской, опекой. Ого! — И тут Морской увидел нечто, отчего оторопел окончательно. — Сегодня, видно, все сошли с ума!
