Меня поразил тогда различный по численности обслуживающий персонал у трех военачальников: у начальника штаба фронта Соколовского в приемной сидел один адъютант, у Жукова — адъютант и офицер, а у Булганина сидело человек пять политработников высокого ранга, два телефониста, личный повар, официант с подносом, который волновался, что остынут паровые котлетки, приготовленные специально для члена Военного совета. Из разговора в приемной я узнал, что Булганин не кушает жареных котлет.
Срубленный саперами дом рядом с блиндажом Булганина был в два раза больше, чем у Жукова. При доме была внутренняя охрана, чего не было у Жукова и Рокоссовского».
Генерал Петр Григорьевич Григоренко в своих воспоминаниях тоже описал Булганина на фронте.
Григоренко в начале 1944 года служил заместителем начальника штаба 10-й гвардейской армии, которой командовал генерал-полковник Михаил Ильич Казаков. Армия входила в состав 2-го Прибалтийского (бывшего Калининского) фронта. Им командовал Маркиан Михайлович Попов, «человек умный, предприимчивый, инициативный».
Но несколько наступательных операций фронта закончились провалом — немцы словно точно знали, где будет нанесен удар.
В войсках пошли разговоры о предательстве:
— Где-то в штабе сидит предатель.
В армии, где служил Григоренко, говорили откровенно:
— Сведения утекают из булганинского окружения.
Когда проработка плана операции заканчивалась, Маркиан Михайлович Попов звонил Булганину — без его подписи документ был недействителен. Тот либо сам приходил к командующему фронтом, либо приказывал принести документы ему на подпись.
Его дом находился за двойным оцеплением, члена политбюро бдительно охраняли. Когда Григоренко понес показывать Булганину карту с планом наступления, чекисты дважды проверили его документы. Наконец провели в приемную. Какой-то полковник показал на стол и распорядился:
— Развертывайте карты здесь.
«В это время, — вспоминал Григоренко, — вертя задочком, вошла девушка, видимо, из того булганинского гарема, о котором говорил весь фронт. Она мило улыбнулась и поставила на стол в центр поднос с печеньем и сахаром».
— Я здесь развертывать карты не имею права, — резко сказал Григоренко.
— А в чем дело? — удивился полковник.
— Сюда имеют доступ посторонние лица.
— Больше никто не зайдет! — Полковник прикрыл дверь.
— Вы для меня тоже посторонний. В этом доме я имею право показать план только члену Военного совета.
Полковник явно опешил. Начальник оперативного управления штаба фронта, который пришел вместе с Григоренко, объяснил, что полковник состоит при члене Военного совета.
Но Григоренко отрезал:
— Я и сам понял, кто это. Но полковника нет в списке допущенных к плану операции.
Вошел Булганин. Григоренко представился. Булганин приветливо поздоровался и произнес:
— Ну что ж, раскладывайте карты.
— Я не могу этого сделать, пока в помещении есть посторонние.
— Кто же здесь посторонний? — улыбнулся Булганин.
— В списке допущенных к плану операции нет полковника.
— Ну я его допущу. Что, вам написать это?
— Нет, мне достаточно и вашего устного распоряжения. Я разверну карты и сделаю полный доклад, но по окончании этого обязан буду донести в Генеральный штаб, что произошло разглашение плана операции.
— Ну, если такие строгости, не будем нарушать. Законы надо уважать всем, — Булганин обратился к полковнику: — Оставьте нас одних.
Но операция опять оказалась неудачной.
«Это, безусловно, указывало на утечку информации из окружения Булганина, — утверждает Григоренко. — Урок был учтен. Последняя при мне операция готовилась с особо строгим соблюдением тайны.
К Попову пришел Булганин — пьяный «до положения риз». Лицо сизо-красное, отечное, под глазами мешки. Подошел к Маркиану Михайловичу, сунул руку и свалился на стул рядом. Командующий увидел подход булганинской своры и закрыл карту и другие документы.
Попов сказал Булганину:
— Николай Александрович, попроси всех пришедших с тобой перебраться в приемную.
— Я не могу оставить товарища Булганина одного, — резко и с явным вызовом произнес громила в форме НКВД.
— Николай Александрович, я еще раз прошу. Я не могу продолжать работу, пока здесь будет хоть один посторонний.
