— Сталин был против ареста Вознесенского и Кузнецова, был против, а иезуитские звери Берия и Маленков внушили Сталину и подвели Вознесенского, Кузнецова и Попкова к аресту и казнили. Твои руки, Маленков, в крови, совесть твоя нечиста. Ты подлый человек!
Сталин с удовольствием сталкивал своих подручных лбами.
Однажды в присутствии Маленкова, Берии и Молотова вождь вдруг стал говорить, что он становится стар и генеральным секретарем партии вместо него может стать Алексей Кузнецов, а главой правительства Николай Вознесенский.
Сталин не собирался никому уступать свое место, и его слова были поняты правильно. Именно тогда на Кузнецова и другого известного ленинградца Николая Вознесенского стали готовить дело. Хотя специальным постановлением политбюро от 17 сентября 1947 года именно на Кузнецова (когда он еще был в фаворе) вождь возложил «наблюдение за работой Министерства государственной безопасности». В реальности к главным секретам Сталин никого не подпускал. Он просто сталкивал лбами Кузнецова и министра Абакумова, полагая, что они оба будут еще более рьяно служить вождю и капать друг на друга.
Сталин, прирожденный актер, сохранял позу верховного арбитра, который вынужден наказывать провинившихся товарищей. Когда по его указанию Министерство госбезопасности уже готовило расстрельное «дело Николая Вознесенского», Сталин прилюдно спрашивал:
— А что у нас Вознесенский без работы сидит? Талантливый экономист, найдите ему дело…
Конечно, в Кремле все друг другу гадили и при случае топили. Но «ленинградское дело» — это не самодеятельность Маленкова, Берии и министра госбезопасности Абакумова. «Ленинградское дело» было задумано самим Сталиным, как и все другие крупные дела. Без его ведома в Кремле и дворника не могли тронуть, не то что секретаря ЦК и члена политбюро.
В газетах о «ленинградском деле» не было ни слова. Но в огромном партийном аппарате знали, что наказана целая партийная организация. Сняли с работы сотни партработников из Ленинграда, которые к тому времени работали уже по всей стране. Двадцать три человека были приговорены к высшей мере наказания, восемьдесят пять получили различные сроки тюремного заключения, одного поместили в психиатрическую больницу для принудительного лечения и еще сто пять человек постановлениями Особого совещания МГБ были отправлены в ссылку в отдаленные районы страны.
Причем у многих ленинградцев отправили в ссылку еще и семьи. И партийный аппарат понял, что неприкасаемых в стране нет и не будет. Это была показательная акция, чтобы все видели: даже целую ленинградскую партийную организацию не пожалели! Это впечатляло.
Ленинградцы вообще воспринимались как оппозиция по отношению к Москве, и это пугало Сталина, он не доверял ленинградцам. Массовые репрессии ленинградских партработников были сигналом всей стране: никакой самостоятельности! По каждому поводу просить разрешения у ЦК, а то будет как в Ленинграде. «Ленинградское дело» усилило позиции Маленкова, который при слабеющем Сталине прибирал к рукам нити управления государством.
После смерти Жданова Маленков фактически оказался правой рукой Сталина. Без Георгия Максимилиановича не решалось ни одно дело — ни в ЦК, ни в правительстве. Он пропускал через себя все бумаги, поэтому от него зависел и партийный аппарат, и все министры.
Карьера подполковника Рюмина
Маленков помог организовать снятие Абакумова, когда Сталин решил избавиться от министра. Это было сделано обычным путем. Подчиненные Георгия Максимилиановича из аппарата ЦК нашли среди чекистов человека, недовольного Абакумовым, — старшего следователя следственной части по особо важным делам подполковника Михаила Рюмина.
Он написал в ЦК письмо о том, что Абакумов и его люди не расследуют деятельность вражеской агентуры, не протоколируют все допросы заключенных, чтобы скрыть от Сталина собственные промахи, что Абакумов обогатился за счет трофейного имущества и потратил большие государственные средства на оборудование себе новой квартиры в Колпачном переулке.
Донос не был личной инициативой следователя. Рюмин писал свое заявление прямо в кабинете заведующего отделом партийных, профсоюзных и комсомольских кадров ЦК Семена Денисовича Игнатьева, который подчинялся Маленкову. Игнатьев еще не знал, что станет преемником Абакумова на посту министра. Донос Рюмина несколько раз переделывали в приемной Маленкова, пока Георгий Максимилианович его не одобрил.
