Сталин убирал членов политбюро постепенно. Собирал на них показания, знакомил с материалами других членов политбюро, спрашивал их мнение. Потом вопрос выносился на пленум ЦК. Жертву уничтожали постепенно: выводили из политбюро, освобождали от всех должностей, выводили из ЦК, исключали из партии, вызывали к следователю и, наконец, арестовывали.
Но с Берией было по-другому. Соратники не чувствовали себя уверенно. Им нечего было ему предъявить. Вернее, они не решились обвинить его в том, в чем он действительно был виновен. Летом 1953 года руководители страны не хотели ставить вопрос о массовых репрессиях, потому что это означало критику Сталина. Кроме того, они сами в той или иной степени были причастны к уничтожению людей.
Никаких свидетельств, подтверждающих версию о том, что Берия готовился свергнуть партийное руководство, всех арестовать, так и не нашли. Хрущев позже откровенно сказал:
— Товарищи, с таким вероломным человеком только так и надо было поступить. Если бы мы ему сказали хоть немного раньше, что он негодяй, то я убежден, что он расправился бы с нами. Он это умел… Он способен подлить отраву, он способен и на все гнусности… Мы считали, что если он узнает о том, что на заседании будет обсуждаться о нем вопрос, то может получиться тан: мы на это заседание придем, а он поднимет своих головорезов и черт его знает, что сделает.
Хрущев, Маленков и другие в 1953 году поступили так, как привыкли действовать при Сталине. Они просто арестовали Берию без предъявления обвинений, без ордера на арест. Это был не заговор Берии, а заговор против Берии.
В перестроечные годы появились рассказы отставных офицеров о том, как в день ареста Берии их части подняли по тревоге и приказали подготовиться к бою. И вроде бы офицеры Третьего управления Министерства внутренних дел (контрразведка в вооруженных силах) пытались помешать войскам развернуться… Ходили слухи, будто летом 1953 года дивизия МВД была подтянута к Москве и ждала только приказа Берии войти в столицу, чтобы помочь ему взять власть.
Профессор Наумов:
— Дивизия и сейчас там стоит — это бывшая дивизия внутренних войск имени Дзержинского… Нет доказательств, что Берия готовился к захвату власти. А ему и не надо было. Он их всех держал в руках благодаря своим досье. Каждого мог в любую минуту обвинить в чем-то преступном. Но не торопился. Он считал, что еще не созрел этот плод. Ждал, пока власть сама упадет к его ногам…
Если Берия не собирался убирать товарищей по президиуму ЦК, то почему же тогда Хрущев и другие его арестовали?
Профессор Наумов:
— У него стремительно рос авторитет в стране. Маленков, Булганин, Молотов, Хрущев на его фоне казались слабыми как государственные деятели. Он в силу своего характера всех подавлял, на заседаниях никому не давал говорить, сам открывал обсуждение, сам подводил итоги, прерывал других ораторов, мог оскорбить грубым словом. Они его боялись и отпора дать не могли.
У членов президиума были крупные разногласия по ключевым вопросам, они бы скоро перессорились. Они это сами понимали. Пока была у них почва для объединения — страх перед Берией, они и предприняли такой шаг…
Заговор созрел в начале июня 1953 года. Такое дельце не всякий смог бы провернуть. И Хрущев головой рисковал, и Маленков, и Жуков. Молотов, Хрущев и Маленков по одному обрабатывали членов президиума ЦК. Вячеслав Михайлович Молотов сыграл особую роль — это он уговорил стариков в президиуме ЦК. Хрущев не обладал еще таким авторитетом, Маленкову они не верили, а Молотов был фигурой.
Мотором был Хрущев. Пока Берия находился у власти, Никита Сергеевич обречен был находиться на вторых ролях.
Хрущев пытался опираться на министра обороны Булганина — за ним армия. Они вдвоем дежурили у постели умиравшего вождя, и Хрущев затеял важный для него разговор о Берии. Во всяком случае, так они оба рассказывали на пленуме ЦК после ареста Берии, в июле 1953 года.
— Это было, наверное, за сутки до смерти товарища Сталина, — говорил Хрущев. — Я товарищу Булганину тогда сказал: «Николай Александрович, вот Сталин безнадежно болен, умрет, что будет после Сталина?»
