8 мая в правдинской передовой «Совершенствовать работу государственного аппарата» говорилось: «Партийные комитеты подменяют и обезличивают советские органы, работают за них… Берут на себя несвойственные им административно-распорядительные функции…» Передовую заметили все.
Ослабевший партийный аппарат Маленков опрометчиво оставил Хрущеву, забыв, как за тридцать лет до этого подобную ошибку совершили ленинские соратники. Они тоже не понимали, каким мощным инструментом станет партийный аппарат в руках умелого секретаря ЦК. Они обманулись насчет Сталина, а Маленков недооценил Хрущева.
Да они все ошиблись в Никите Сергеевиче, ошибочно принимая его за простачка, с которым легко будет сговориться! Привыкли, что Сталин ернически именовал его Микитой, и думали, что тоже смогут им командовать.
«Никита Сергеевич был крайне самолюбивым и амбициозным, хотя до поры до времени умел это скрывать», — рассказывал о нем Иван Александрович Бенедиктов, который был министром сельского хозяйства. Бенедиктов, как верный сталинец, Хрущева возненавидел, но уже на пенсии вспомнил любопытный эпизод.
После сталинского разноса они вышли вдвоем из Кремля.
— Много он знает, — вдруг резко и зло сказал Хрущев. — Руководить вообще — легко, а ты попробуй конкретно…
— Кто это «он»? — переспросил Бенедиктов.
— Да это я так, про себя, — тут же спохватился Никита Сергеевич. — Здорово нам шею намылили, надо делать выводы…
Сразу после смерти Сталина правдинские редакционные умельцы так смонтировали фотографию, сделанную во время подписания в феврале 1950 года советско-китайского договора, что на первой полосе «Правды» новый глава правительства Маленков оказался рядом со Сталиным и Мао Цзэдуном.
Главный редактор «Правды» Дмитрий Шепилов решил сделать приятное Маленкову, который воспринимался как новый хозяин страны. Но товарищи по президиуму ЦК вовсе не хотели, чтобы Маленков и в самом деле был первым.
12 марта 1953 года президиум ЦК объявил главному редактору «Правды» строгий выговор за то, что «в номере «Правды» за 10 марта текущего года допущена произвольная верстка речей руководителей партии и правительства на траурном митинге и за опубликование в «Правде» без ведома ЦК произвольно смонтированного снимка на третьей полосе».
Четыре самые крупные фигуры стали первыми заместителями главы правительства: Берия, он же министр внутренних дел; Молотов, он же министр иностранных дел; Булганин, он же военный министр, и Каганович. Эти же четверо вместе с Маленковым и Хрущевым составили костяк нового президиума ЦК.
Молотов надеялся на большее. Подчеркивал, что в партийном руководстве он единственный, кто работал с Лениным. Но на первые роли его не пускали.
Еще до смерти Сталина образовались две группы: Берия и Маленков — с одной стороны, Хрущев и Булганин — с другой. Молотов в стороне.
После смерти вождя всем стала заправлять руководящая тройка — Маленков, Берия, Хрущев. В эту компанию Молотов опять не вписывался. С членами партийного руководства у него были плохие отношения — на протяжении долгой карьеры он всем успел доставить неприятности. Дружить он не умел. Да и поставить его во главе правительства означало бы нарушить волю Сталина. Товарищи по партийному руководству ловко воспользовались этим, чтобы не допустить Молотова к власти.
Академик Андрей Дмитриевич Сахаров вспоминал, как в 1953 году он увидел Молотова на заседании президиума ЦК. Молотов поразил Сахарова своим обликом, не похожим на портреты, — пергаментно-желтое лицо, выражение какой-то постоянной настороженности, как будто каждый момент ему угрожает смертельная ловушка.
И все же после смерти Сталина Молотов изменился. Исчез страх, и он немного расслабился, старался вести себя мягче, любезнее. Он вообще очень обижался на упреки в сухости и педантизме:
— Это только некоторые представляют меня в виде робота, лишенного человеческих качеств.
Иногда Вячеслав Михайлович даже начинал острить, но видно было, что он это делает скорее по служебной необходимости, чем по велению души.
Его помощник Олег Трояновский вспоминал:
— Через месяц после смерти Сталина он меня вызвал и предложил стать его помощником. Сказал, что нам нужно выправлять положение в международных делах. Я увидел, что он переменился. Он с иностранцами иначе стал разговаривать, более свободно. И даже анекдоты рассказывал. Но я бы не решился их сейчас повторить.
