В аппарате министерства пришли к выводу, что Молотов мало изменился. Он остался таким же организованным человеком. У него все было расписано по часам. После обеда он ложился поспать. Если спал дольше обычного, начальник охраны его будил.
Его огромный стол, вспоминал Анатолий Добрынин, был мысленно разделен на восемь частей, и помощники раскладывали бумаги в строго установленном порядке: туда чрезвычайные срочные сообщения, туда — телеграммы от послов и так далее. Он приходил в кабинет, смотрел: у него есть пятнадцать минут — тогда смотрел самые срочные бумаги, есть час — смотрел следующие по важности материалы.
Он не любил длинных докладов. Сам говорил коротко и четко. Юмора почти не признавал.
— Сухарь был невозможный, — говорит один из его бывших помощников. — Работать с ним было чрезвычайно сложно…
5 марта 1953 года маршал Берия стал одним из руководителей страны — первый заместитель председателя Совета министров, член президиума ЦК партии. А уже 26 июня он был арестован. У власти он находился сто четырнадцать дней.
За это короткое время было закрыто несколько позорных дел, заведенных Министерством госбезопасности, и наказаны те, кто их организовал.
3 апреля на заседании президиума ЦК, где новые вожди государства договорились прекратить «дело врачей» и арестованных освободить, в решение третьим пунктом записали:
«Предложить бывшему министру государственной безопасности СССР т. Игнатьеву С.Д. представить в Президиум ЦК КПСС объяснение о допущенных Министерством государственной безопасности грубейших извращениях советских законов и фальсификации следственных материалов».
А шестым пунктом определили и судьбу бывшего министра:
«Внести на утверждение Пленума ЦК КПСС следующее предложение Президиума ЦК КПСС:
«Ввиду допущения т. Игнатьевым С.Д. серьезных ошибок в руководстве бывшим Министерством государственной безопасности СССР признать невозможным оставление его на посту секретаря ЦК КПСС».
5 апреля Семена Денисовича Игнатьева вывели из секретариата ЦК.
Но это было только начало. 28 апреля Игнатьева вывели и из состава ЦК КПСС. Комитету партийного контроля при ЦК было поручено рассмотреть вопрос о его партийной ответственности. Это означало, что Берия твердо собирался его посадить.
25 июня Лаврентий Павлович отправил Маленкову копию показаний уже арестованного Михаила Рюмина, бывшего заместителя министра госбезопасности.
«Рюмин, — говорилось в сопроводительной записке Берии, — с ведома и одобрения Игнатьева ввел широкую практику применения мер физического воздействия к необоснованно арестованным гражданам и фальсификации следственных материалов».
Берия, может быть, и посадил бы Игнатьева, но не успел. На следующий день, 26 июня, его самого арестовали.
Игнатьев вздохнул свободно. Маленков сразу дал ему место первого секретаря Татарского обкома. Маленков защищал Игнатьева, потому что это был его человек. Арест Семена Денисовича повлек бы за собой и падение Маленкова. Игнатьев бы сразу рассказал, что всего лишь исполнял указания Георгия Максимилиановича.
Когда Берию арестовали, Игнатьев оказался «пострадавшим от Берии». И главное — Игнатьев вовремя переориентировался с Маленкова на Хрущева.
В последний день работы пленума ЦК, который рассматривал «дело Берии», Хрущев получил слово по организационному вопросу.
— Товарищи, — сказал он, — 28 апреля 1953 года было принято решение пленума о выводе из состава членов ЦК товарища Игнатьева. Вы знаете этот вопрос, докладывать подробно вряд ли нужно. Есть предложение сейчас пересмотреть этот вопрос и восстановить товарища Игнатьева в правах членов ЦК КПСС. Потому что это было сделано по известному навету, и сейчас надо это дело пересмотреть и исправить.
Проголосовали единогласно, хотя Игнатьев участвовал в создании «дела врачей», «ленинградского дела» и «дела Еврейского антифашистского комитета»…
В центральный аппарат Игнатьева не вернули, но он четыре года проработал первым секретарем Башкирского обкома и еще три года первым секретарем Татарского обкома. В октябре 1960 года Хрущев отправил кавалера четырех орденов Ленина на пенсию. Игнатьеву было всего пятьдесят шесть лет, но Хрущеву он уже был не нужен. Двадцать с лишним лет бывший министр госбезопасности наслаждался своей персональной пенсией.
