— Клянусь!
— Мне кажется, что тогда я успокоюсь и вздохну свободнее.
Круги под ее глазами стали еще более заметными, чем перед прогулкой.
— Ты должна немного прилечь, Мина… И, кроме того, с сегодняшнего дня я найму горничную. Я не хочу, чтобы ты перетруждалась.
— А вот это я запрещаю тебе делать! Что же тогда будет с нашей близостью?
Я отвел глаза. Наша близость! Ею пожертвовали ради Доминика.
Доминик валялся в своем шезлонге. Разорванные листки бумаги для рисования усыпали пол вокруг него. Он дремал. Наш приход заставил его проснуться.
— Что произошло? — спросила Мина, показывая на разорванные эскизы.
У него был лихорадочный взгляд. На скулах проступили красные пятна.
— Не произошло, а происходит! Происходит то, что я — бездарность!
— Ну-ка замолчи!
— У меня не больше таланта, чем у мазилы почтовых открыток!
Заинтригованный, я подошел к нему. Нагибаясь, чтобы подобрать бумагу для рисования, я почувствовал его дыхание: от него пахло перегаром.
Это привело меня в замешательство, так как погреб с напитками находился в другой комнате. Он напился, однако никакой бутылки рядом с ним не было. Это означало, что он ходил пить в другой конец коридора! Итак, он мог передвигаться, но утверждал, что не может даже стоять. Выходит, он разыгрывает комедию?!
Ничего не сказав при Мине, чтобы не огорчить ее, посмотрел ни его мазню. Он пытался нарисовать натюрморт, выбрав в качестве модели цитру и бутылку красного вина. Естественно, что вместо того, чтобы изобразить их такими, какие они есть, он начал изыскивать идиотские геометрические формы. Это не имело ни малейшей ценности.
— Итак, месье учитель, — ухмыльнулся он, — что вы об этом думаете?
Мина только что вышла. Доминик мрачно смотрел на меня. Казалось, что он на меня злится, и я спрашивал себя: почему?
— Вы правильно сделали, что порвали это, — холодно заявил я. — Это действительно плохо.
Он побледнел, и два красных пятна на его скулах превратились в фиолетовые.
— Значит, вы считаете, что у меня нет таланта?
— Я ничего не считаю. Так говорите вы, Доминик. А я наивен и всегда верю тому, что говорят люди.
Он показался таким растерянным, что меня вновь охватили лучшие чувства. В конце концов, я не мог злиться на то, что он существует.
— Работайте, старина, — посоветовал я. — Если бы это было легко — нарисовать картину, — то все люди купили бы кисточки
На следующий день недомогание Мины как будто прошло. Она отдохнула, даже повеселела и настояла на том, чтобы с утра мы поехали приводить в порядок наши дела. Я не хотел ей противоречить и подчинился ее желанию. Отныне, живя в постоянном страхе, что ее сразит сердечный приступ, я следил за ней как рыбак, внимательно вглядывающийся в горизонт, чтобы предугадать, не угрожает ли ему непогода.
Прошло совсем немного времени с тех пор, как я познакомился с ней, но она стала мне более дорога, чем старая подруга. Теперь, когда я думаю о том феномене, который бросил меня в ее объятия, то понимаю, что вся моя предыдущая жизнь прямо вела к этому. Я жил без семьи, без друзей, вдали от Франции, в стране, где была совсем другая жизнь и другие заботы. Мой панцирь домоседа только и ждал того, чтобы треснуть. И поэтому существо, находившееся рядом со мной, пользовалось этой гигантской нерастраченной любовью, переполнявшей меня.
Ведя машину, я искоса поглядывал на нее, честно говоря, не понимая, что могло соблазнить меня в этой строго держащейся женщине. Во-первых, она была совсем не хорошенькая…
Впрочем, лучше ничего не анализировать. Так получилось, и я был совершенно счастлив.
Мы поехали в Орлеан. Мине было все равно, на какой страховой компании остановиться. Мы выбрали компанию с хорошей репутацией, и Мина настояла, чтобы договор о страховании был подписан сразу же. Ее настойчивость немного удивила местного страхового агента. А когда он узнал, что страховой полис оформляется в мою пользу, то посмотрел на меня странным взглядом. Не знаю, что он предполагал. Может быть, что я, как и мой предшественник, планирую совершить убийство. Все эти формальности были очень неприятными. Мина же выглядела счастливой. В ее поступке было что-то волнующее. Она заплатила первый взнос из своих денег и, когда все было кончено, тяжело вздохнула. На лестнице мы поцеловались.
