– Мы не собираемся никого убивать, – возразил Адриан. – Мы приехали спасти герцогиню.
Ройс откинул капюшон, чтобы посмотреть на Адриана, а может, чтобы напарник увидел его насмешливую улыбку.
– Ты ведь понимаешь, что дочь Уинтера мертва?
Адриан покачал головой:
– Нет, не понимаю.
Глаза Ройса расширились.
– Герцог Рошельский женился на ней из-за денег, а потом подстроил удобный несчастный случай, чтобы избавиться от лишнего багажа. Не исключено, он поступил так не в первый раз – и наверняка поступит снова, с очередной богатой дочуркой или престарелой вдовой.
– Ты этого не знаешь.
Они достигли уступа, где извилистая тропа сужалась и была достаточно крутой, чтобы летевшие из-под копыт камешки порождали крошечные лавины. Над головой кричали морские птицы, завывал дувший с воды ветер.
– Габриэль Уинтер был прав. Герцоги не женятся на уродливых, немолодых купеческих дочерях по любви. Он хотел денег. Так устроен мир. Людей мотивируют деньги, власть, уверенность и… пожалуй, этого достаточно. Если подумать, все это – вариации на одну и ту же тему.
– Значит, ты не веришь в любовь?
– Любовь – синоним похоти и привычки. Люди путают ее с другими вещами, в основном фантазиями и мечтами.
– Неужели? – Адриан подстегнул лошадь, кобыла Ройса имела привычку вырываться вперед. – Тогда скажи мне, о мудрейший, похоть или привычка заставили тебя рискнуть жизнью ради спасения Гвен из тюрьмы? И что за фантазия или мечта побудила Гвен спрятать и выходить нас, невзирая на опасность?
Ройс тоже подхлестнул лошадь.
– И заодно объясни мне, сэр Гений, почему в присутствии Гвен ты не можешь вспомнить собственное имя, но не отваживаешься поцеловать ее?
Капюшон снова поднялся.
– И это по-прежнему не ответ.
* * *
Город Рошель напоминал гудящий пчелиный улей. Повозки, телеги и экипажи теснились на мощеных улицах, зажатых между высокими зданиями. Устремленные к небу каменные строения с заостренными арками и причудливыми фасадами заставили Адриана почувствовать себя маленьким, и не только по размеру. Подобно собору в Медфорде, местные великолепные дома оставляли ощущение недостойности и нежелательности, что было одной из причин, по которым Адриан никогда не интересовался религией.
Солнце пока не село, однако из-за теней домов на улицах царила темнота. Толпы людей текли через озерца света, отбрасываемые освещенными витринами. Среди мужчин с тростями и нарядных дам, прогуливавшихся по тротуарам, Адриан заметил темнокожих рабочих в восточной одежде и мастеров-гномов, спешивших вдоль сливных канав. Человек на ходулях и мальчик с плюющимся искрами факелом будто разрезали толпу, зажигая уличные фонари. Леди в роскошном плаще вела на поводке крошечную курносую собачонку, заставив Адриана вспомнить леди Мартел и Мистера Хиппла. Два человека в красно-синей военной форме небрежно вышагивали по улице. Такая же пара двигалась им навстречу, бросая по сторонам внимательные, подозрительные взгляды.
В воздухе витали ароматы древесного дыма, жарящегося мяса и пирогов. Зеваки торчали у ярких витрин или окружали тележки торговцев, размахивая руками, желая привлечь внимание продавца. Позвякивала лошадиная упряжь, стучали по мостовой копыта, звенели колокола, уличные скрипачи играли веселые мелодии, зазывалы расхваливали дешевую обувь и представления, которые вот-вот начнутся. «Посмотрите, как человек-ящерица сбрасывает кожу на сцене!» Разговоры сливались в общий гул, в нем трудно было различить отдельные слова, однако Адриан уловил акцент. Более мягкое и изысканное, чем западные диалекты, восточное произношение таило в себе музыку и загадку. Все это напомнило ему времена, о которых он предпочел бы забыть. Адриан считал подобные зрелища и звуки пьянящими в юности, когда был глупым невеждой. Ройс возразил бы, что Адриан так и остался глупым, но его напарник не знал докалианского Эдди, мальчишку-солдата с мужской профессией. Жестокая и абсурдная шутка: чем больше ты осознаешь свое невежество, тем умнее становишься.
Адриан покосился на Ройса, чей капюшон крутился вправо и влево: напарник пытался ничего не упустить из виду. Ошеломление – обычная реакция для тех, кто ни разу не бывал в здешних краях. Востока всегда было слишком много – и все же недостаточно.
