– В этой истории есть смысл?
– Смысл в том, что ту картину, которая столь совершенно запечатлела тетушку Моби, что, возможно, склонила ее к супружеской измене, вы написали за пять дней. Поэтому я повторю свой вопрос: почему вы до сих пор здесь, Шервуд?
– Некоторые портреты писать сложнее других.
– А некоторых женщин сложнее соблазнить.
Шервуд поймал бутылочку в воздухе.
– Краски – не игрушки.
– Как и леди Далгат. – Мгновение Фокс смотрел на бутылочку в руке Шервуда, затем отвернулся. – Я полагал, вы просто пользуетесь добротой своего клиента. Тянете время, потому что у вас нет других заказов. Теперь я думаю, что проявил наивность. – Он снова покосился на укрытую тканью картину, словно это было лицо за вуалью, которое следило за ними. – Наверное, жизнь свободного художника полна трудностей и опасностей. Полагаю, для вас комната в замке, с собственной постелью и студией, – это значительный прогресс. Но вы кое-что забыли. Она благородна, а вы – нет. Это запрещено законами.
– Подобных законов не существует.
Шервуд опустил бутылочку с синим пигментом на мольберт и встал между ним и Фоксом.
Лорд нахмурился:
– А должны бы.
– Если уж говорить о том, что должно было бы быть, вам бы следовало родиться молочником из Келси, а не кузеном короля Винсента. Хотя это было бы ужасно несправедливо по отношению к коровам, о чем, не сомневаюсь, и думал Марибор, когда создал вас безземельным лордом.
Шервуд был чрезвычайно рад, что Фокс лишился его драгоценной бутылочки «За морем». Маранонский лорд без-определенного-места-жительства зарычал. Его плечи поднялись, будто шерсть на спине собаки. Прежде чем он успел открыть рот, чтобы выплюнуть какое-нибудь жуткое оскорбление, Шервуд опередил его:
– А почему вы до сих пор здесь? С похорон прошло больше месяца.
Он словно плеснул в огонь холодной воды. Фокс трижды моргнул, затем с ненавистью уставился на художника.
– Очевидно, вы были слишком поглощены своими глупыми попытками пробраться в постель ее светлости и не заметили, что кто-то пытается ее убить.
– При чем тут это?
– Я здесь, чтобы защитить ее.
– Неужели? – Шервуд вложил в это слово больше сарказма, чем собирался, однако лорд вывел его из себя. – Очевидно, вы не заметили, что у нее есть для этого опытные стражники. Или вы считаете, что единственной преградой, отделяющей леди Далгат от гибели, является страх, который испытывает убийца перед троюродным братом короля?
Это замечание не смирило ярость в глазах Фокса, но его взгляд вновь сместился к мольберту.
Шервуд знал, о чем думает лорд, и сделал еще один шаг вперед. Он не питал иллюзий, что возьмет верх над Фоксом в ссоре. Существовал закон, запрещавший бить аристократа, даже самого жалкого. Шервуд блефовал, но пытался использовать блеф как можно лучше: он распрямился во весь рост, став на дюйм выше Фокса, и ответил лорду не менее ядовитым взглядом, стиснутой челюстью и сжатыми кулаками.
В итоге Фокс предпочел просто плюнуть Шервуду на ногу и покинуть комнату.
Он тоже хлопнул дверью, но на сей раз она осталась закрытой.
Всю дорогу до Мегана погода была ужасной. Если только облака не преследовали их, как воображал Адриан, и весь северный Аврин страдал от подобного потопа, Кривой пруд должен был превратиться в озеро после еще трех дней непрерывного дождя, что поливал Ройса и Адриана по пути на юг. К утру четвертого дня синие небеса расчистились, и огромное южное солнце залило светом роскошные плавные холмы.
Большинство заданий Рийрия выполняла в Медфорде и его окрестностях, лишь изредка выбираясь на юг, в Уоррик. Хотя Адриан вырос менее чем в пятидесяти милях от границы, это было его первое путешествие в Маранон. Если считать полуостров Делгос рукавицей, Маранон был большим пальцем, причем зеленым. Необъятные бархатистые просторы цвета леса под луной тянулись к горизонту, изредка нарушаемые небольшими лиственными деревьями. Маранон славился своими лошадьми – лучшими в мире. Сначала Адриан подумал, что на лугах пасутся олени, но олени не собираются в стада по полтора десятка голов. И не гремят копытами, когда скачут по полям, меняя направление и кружа, словно стая скворцов.
