"Один раз вырвались!" - чуть было не сказал вслух Моричев, имея в виду ту же поэму.
- Кстати! - Ларра навалилась на стол, и рогатая ящерица соскользнула с груди, цепным псом стала перед поэтессой на яшмовые лапки. - Когда я смотрю на вас, - прекрасно! Но притом тоже всегда представляю в других ролях.
- Всерьез или мне в отместку? - усмехнулся Гельвис.
- Ну, дружок, вы же и сами знаете! - Она ласково похлопала его мокрой ладонью по руке.
Видно, лишь парируя удары, поэтесса становилась сама собой. Слишком много нам досталось славы и слишком мало ударов, подумал Гельвис. Вот в этом мы, кажется, "пара".
Ящерица вздрогнула и зацокала, закрутила головой, шаркнула лапкой по столешнице. Ларра поднесла ее к глазам. Вспыхнуло маленькое изображение, обращенное к Гельвису световой изнанкой.
- Привет, мамуля, не занята? Можно тебя на два слова? - раздался низкий, чем-то схожий с Ларриным девичий голосок.
- Приходи, посидим, если есть время. - Бакулева увеличила изображение, повернула лицом к Гельвису: - Моя дочь, Нана.
- Очень приятно. - Гельвис привстал, обозначил поклон.
- Мне тоже, - вежливо отозвалась Нана. - Сидеть, мам, некогда, спешим. Ну ладно, после.
Ящерица отключила связь.
- У вас есть дети?
- Нет, к сожалению.
- Обычное для великих людей упущение. Ну, еще полжизни впереди, наверстаете... Звезды долговечнее молний...
Гельзис не понял, произнесено это с издевкой или искренне, - поэтесса неуловимо переменилась, подобралась, будто маску надела. И нараспев прочла:
...А поутру, как звезды, вспыхнут очи.
И третья жизнь неслышно вспыхнет в Ней.
Дитя любви, дитя минутной ночи,
Зачатое меж черных простыней.
Минуту-другую она ждала оценки. Не дождалась - Гельвис сосредоточенно сгребал посуду в утилизатор.
- Вам нравится ваша биография? - неожиданно спросила Ларра.
- Вы можете предложить другую? - вопросом на вопрос ответил он.
- Да, другой нам не дано! - Бакулева сцепила пальцы и с усилием пыталась разъять руки. - Мир наш без изюминки: тихий, прямой, наполненный ровным счастьем и ровным теплом. Да вот только ровное тепло не обязательно следствие огня, подчас его дает гниющий торф! Добились всего и упиваемся... Самодовольны. Счастливы своим тихим счастьем. И ни в чем не сомневаемся!
Так ли это? - Гельвис прислушался к себе. Пожалуй, не совсем. Ведь в глубине и этой души тлело сомнение...
- И вы, и я помогали строить мир именно таким! - горько сказал он. Черт, растравила душу! - Браво, браво, два выдающихся деятеля искусства рыдают над делом рук своих! Нам внимали, нас боготворили, с нас делали жизнь! А ведь мы говорили лишь то, что от нас хотели услышать, учили тому, чему люди хотели и согласны были учиться. Это мы притворяемся, мы, не они!
- Разве мы неправы? Разве ваш Мэтью не отдал жизнь за ночь удовольствий? И вы считаете, что учили людей не тому?
Гельвис смешался. Он давно забыл про экран. Там в это время наступило утро, заливались скворцы, благоухала луговыми цветами Мирабелла Конти. А из утра, от света и песен уходил в Лабиринт Забвения счастливый, все познавший Мэтью, Король-на-одну-ночь. Опустошенный, одурманенный властью и Мирабеллой, не в силах вынести еще хотя бы час подобного блаженного безумства, он без сожаления спускался по ступенькам туда, откуда нет возврата. Из полиэкрана несло холодом и сыростью. Вдали звонко отщелкивала капель, душераздирающе скрипели медленно сходящиеся створки ворот - Великий Мэтыо в одиночестве завершал свой путь. За соседним столиком старики-узбеки утирали тюбетейками глаза, качали бритыми головами.
- Вы находите справедливым, что человеку дается единственный шанс? Ларра перевела глаза с погасшего полиэкрана на Гельвиса, поморгала белесыми ресницами. - Да что человеку - обществу в целом? Математика установила закон: ни одного решения по одному варианту. А у нас миры и жизни не имеют резерва!
- Если Вселенную наделять разумом, то это не совсем так. Я слышал, существуют параллельные времена, слабо отличающиеся одно от другого, зато их бесконечное множество. Вот вам и вариации на тему человеческой жизни.
