Слышу! Иду! - страница 11

Шрифт
Интервал

стр.

Ларра покрутила диск пищебара в центре стола.

- Хотите? - Она насыпала перед актером горсть орешков муйю.

Гельвпс взял один орех на пробу, рассосал. Вкус был вяжущий, приятно жгучий, но с непривычки пробирало до слез. Гельвис округлил рот, громко задышал, помахал рукой:

- Ну-ну! Горючие у вас, однако, подарочки! Никакого человеколюбия.

- Опоздали. Полностью истратила на стихи.

Посмеялись.

- До чего с вами легко. Так и тянет раскрыть душу. Хорошо нам, пожилым, можно не скрывать своих чувств! - Гельвис, чуть рисуясь, сделал ударение на слове "пожилым". - Я всю жизнь испытывал к вам живейшую симпатию. А от поэмы "Планета сирот", поверьте, плакал. - Как и всякий актер, Моричев быстро впадал в сентиментальность. - Подчас мне кажется, это я ее написал.

- Ну что вы, Геля... - Поэтесса похлопала мягкой ладонью по его руке, которая чуть чужеродно лежала на столе, согнутая, "как жизнь свадьбой". Что вы! Да вся моя поэма не стоит любого восьмистрочия Тикамацу Мондзаэмона. Сил нет как хорошо!

- Повторяю, мне нравятся ваши стихи. Однако... не обижайтесь, я всегда жду от вас большего. Вот вы проповедуете брутализм. Все рационально, даже грубо, эстетика в практичности, конструкция стиха вызывающе обнажена и лаконична, швы не заделаны, да и не страшны, ежели они функциональны... Первыми это архитекторы выдумали, знаю я их голый практицизм, им подай красоту экономичную, дешевую... Не берусь судить о литературе, вы тут, безусловно, специалист...

- Благодарю, - Ларра насмешливо поклонилась.

Не давая увлечь себя на путь изящной, ни к чему не обязывающей пикировки, Моричев тихо, со страстью, закончил:

- Убежден, вы можете гораздо больше!

- Господи, да вам-то откуда знать?

- По когтю льва, извините... Я караулю каждую вашу новую вещь, надеюсь, вот-вот распишетесь, все ах-, нут. Ахать-то ахают, притерпелись. А насчет того, что распишетесь, - увы, нет, пока что ошибаюсь. Когито эрго эрратум, пока живу - ошибаюсь... И, признаться,- вам признаюсь: и в себе ведь тоже.

Ларре никто никогда не говорил подобного. С ней вообще мало кто говорил, говорила, как правило, она. Так повелось с тех пор, когда она еще жила под столом. Вылезала - и вещала, придумывала - и снова вещала. Подруги и родственники в роли слушателей свято соблюдали правила игры. Слушали. Восхищались. Соглашались. И никогда не спорили. Такое распределение обязанностей для всех участников имело свои прелести.

- Я, вероятно, должна возмутиться?.. А если мне не хочется возмущаться? Если, по большому счету, вы где-то правы? Да не в том суть... Как думаете, бывает мессия для одного-единственного человека? Такой, что встреча с ним перевернет всю жизнь?

- Ну, как для кого... - уклончиво ответил Гельвис. Неужели эта большая полная женщина способна перевернуть чью-либо жизнь? В нее же невозможно влюбиться. А без этого...

Вдруг он оживился:

- Есть, есть такие люди-катализаторы. Сами вроде пороха не выдумывают, но рядом с ними хорошо работается другим... Был у нас режиссер - серенький, нахохленный, на лице один нос видать, не нос - волнорез... Вытянуть из режиссера путное словечко было не легче, чем пригласить на вальс Эйфелеву башню, честное актерское! Но когда он кивал из угла или, наоборот, страдальчески морщился... Флюиды, чутье на правду, что ли... Мы думали, на нас нисходит вдохновенье... Катализатор.

- Пусть будет катализатор, все равно! - Отвечая своим мыслям, Ларра сложила пальцы корзиночкой, протянула руку под дождь. Влага собралась у нее на ладони, жемчужными росинками покатилась к белому округлому локтю. Не убирая руки с барьера, Ларра повернулась к Гельвису: - Ладно, мы не юнцы, вам одному признаюсь: всю жизнь хотела писать иначе...

- Как в "Хороводе нищих"? - невинно спросил Гельвис.

- А-а, при чем тут "Хоровод", это пройденный этап. Я никогда не возвращаюсь к тому, что уже пережила.

Жаль, подумал Гельвис. А впрочем, неудивительно: автору трудно смириться с мыслью, что он не всемогущ, - создал вещь, которую не в силах превзойти!

- Повальная мода на экологические стихи! - продолжала Ларра, швырнув сквозь дождь в реку кофейную чашку, как мечтала, должно быть, отшвырнуть саму эту ненавистную моду. - Овеществление чувств, оживление природы, олицетворение матушки-физики! Сначала эта мода привела меня к славе. А теперь не дает вырваться из рамок.


стр.

Похожие книги