И наконец, заставленная мебелью, но довольно уютная гостиная, с толстыми коврами на полу и старинными гобеленами на стенах.
Возле мраморного камина сидели две женщины, несколько спаниелей и безобразный мопс, дремавший на коврике у камина.
Батист и месье дю Плесси поклонились, а Мари-Лор неуклюже присела, глядя на женщин так, словно они тоже были частью фантастической обстановки дома.
И правда, женщина помоложе могла бы сойти с картины с мифологическим сюжетом. Ее платье, светлое, серебристо-зеленое, напоминало цвет моря на закате солнца, кремовое кружево — морскую пену, в которой блестели жемчужины и бриллианты. Ее улыбка была так обворожительна и мила, что, несмотря на растерянность Мари-Лор, отозвалась в ее сердце болью.
О Боже, разве не говорили, что маркиза толстая и некрасивая? Эта морская нимфа с губами, похожими на бутон розы, с ямочками на щеках и золотыми локонами и сверкающими как аквамарин глазами была самой прекрасной из женщин, которых когда-либо встречала Мари-Лор.
— Маркиза — это я! — раздался с другой стороны камина насмешливый гортанный голос. — А это мадемуазель Бовуазен. Вам лучше присесть, дорогая, у вас измученный вид.
Мари-Лор обрадовано опустилась на стул. Но что здесь делает любовница Жозефа?
— Боюсь, мадам, что Мари-Лор несколько потрясена, — объяснил месье дю Плесси, — я только что сообщил ей об аресте вашего мужа.
Маркиза кивнула.
— Мы очень рады, что вы здесь с нами, Мари-Лор. Нам кажется, что после того, как Жозеф рассказал нам обо всем, мы вас уже немного знаем.
— Благодарю, мадам маркиза. — Смущенная собственной реакцией, девушка все же призналась себе, что эта женщина ей нравится.
Она ведь оказалась и толстой, и некрасивой. Или, возможно, не такой уж некрасивой, если приглядеться. В ней было спокойствие и благородство, почти мужественность, если так можно сказать о женщине; угловатую фигуру с широкой талией скрывало свободное темное шелковое платье. Она носит траур? — не могла понять Мари-Лор. Платье было скромное; конечно, безумно дорогое, но удивительно удобное, как, например, платье для верховой езды. Казалось, маркиза не интересовалась стилем, а просто заказывала одежду, служившую знатной женщине как бы ливреей. Мари-Лор украдкой бросила еще один испуганный и ревнивый взгляд на мадемуазель Бовуазен и улыбнулась все понимающим карим глазам маркизы.
— Я огорчен смертью вашего дяди, мадам, — сказал месье дю Плесси.
Маркиза кивнула:
— Ну, у нас были трудности, но в конце концов нам удалось достичь согласия. Вы знаете, что это он заставил меня выйти замуж.
— Жанна, дорогая. — Мари-Лор удивилась, как тихий мелодичный голос мадемуазель Бовуазен может быть слышен на верхних ярусах театра. — Это благо, что ты вышла за Жозефа, потому что ни одна другая жена в Париже не сделала бы столько ради его освобождения, сколько сделала ты.
— Но я ему многим обязана, — несколько смущенно ответила маркиза.
Другая женщина улыбнулась:
— Мы ему всем обязаны.
Мари-Лор только смотрела и удивлялась этим улыбкам и словам. Смутная догадка мелькнула у нее в голове.
«Нет, — упрекнула она себя, — этого не может быть. Стыдно даже думать об этом».
Почему-то у нее стало теплее на сердце, она чувствовала себя счастливее. Но это счастье возвращало ее к страху за Жозефа и ее любви к нему. Ибо в этом мире невероятного богатства и изобилия красоты существовала любовь.
Маркиза рассмеялась:
— В Париже немного жен, богатых, как я, особенно после смерти моего дяди. Но добились ли мы каких-нибудь успехов в нашем деле, месье дю Плесси?
— Не так много, как я надеялся, мадам, — ответил он. — Все книготорговцы отрицают, что получили запрещенные книги в то утро, когда был убит барон. Они даже все до одного заявили, что никогда в жизни не покупали и не продавали запрещенных книг.
«Так вот чем они с Батистом занимались до того, как нашли меня! Какая я глупая», — подумала Мари-Лор.
— Месье Берне согласился засвидетельствовать посещение лавки его отца.
«Месье Берне? Но это, должно быть, Жиль».
— Но он не может дать с уверенностью клятву, что раны не были нанесены в драке с бароном.
