Она наклонилась и погладила Фигаро, который, свернувшись в клубок, устроился на постели за спиной Мари-Лор, словно напоминая, что ей нельзя поворачиваться.
Мадемуазель стада серьезной:
— Но вы напуганы, не так ли? А я разболталась как сорока.
Она села на низенький стульчик у кровати и взяла Мари-Лор за руку.
— Никто не знает, что вызывает токсемию, — сказала она, — или как излечиться от нее. Но как говорила моя мама, а у нее огромный опыт, матери, которым повезло и они могут оставаться в постели в последние недели беременности, чувствуют себя очень хорошо. Так что, пожалуйста, не волнуйтесь.
Мари-Лор кивнула. Она постарается. Ей было тепло и удобно. И никогда в жизни она не лежала на таких гладких тонких простынях.
— Но Жозеф, — спросила она, вдруг представив, как он лежит на охапке соломы в сырой темнице, — он мерзнет и голодает?
Звонкий серебристый смех был ей ответом.
— О, простите меня, я была так бестактна. Но если бы вы только видели вереницу телег, которые Жанна отправила в Бастилию на другой день после его ареста. Ковры, гобелены, даже пара картин… И корзины с провизией, которые еле тащит туда лакей каждую неделю, в те дни, когда она навещает его, — сыры, и паштеты, и ростбифы, и запеканки, не говоря уже о винах и пирогах и свежеиспеченном хлебе. Я подшучиваю над ней, говорю, что он растолстеет, но большую часть провизии поглощает узник, с которым он часто обедает, некий маркиз де Сад, странно, но он тоже из Прованса. Очень порочный, как говорит Жозеф, но и очень остроумный и образованный. Он в хороших условиях, Мари-Лор, и вам нечего беспокоиться. Но я буду откровенной: ему грозит опасность быть осужденным.
Мари-Лор кивнула, решив быть такой же откровенной, даже если из-за этого узнает то, чего не хотела бы знать. Она с трудом сосредоточила взгляд на глазах и улыбающихся губах мадемуазель Бовуазен и сжала маленькую руку, так успокаивающую ее.
— Но как… почему… его любовница так добра ко мне? На мгновение этот вопрос вызвал лишь недоумевающий взгляд аквамариновых глаз, затем они засияли, как будто солнце неожиданно превратило море в бриллианты. — Мадемуазель Бовуазен поняла ее.
— Вы прочитали один из модных журналов, не так ли? Но как к вам в руки попала эта чепуха, ведь вы были в такой глуши, в Провансе?
— Герцогиня, его невестка, получает по почте эти журналы каждую неделю. Она… вырезала эти страницы для меня.
— А, невестка. — Розовые губы исказила гримаска легкого отвращения, как будто она попробовала шоколад, сделанный из прокисшего молока. — Мари-Лор, вы должны мне поверить, это все ложь, выдумки журналистов, которые пишут то, за что им платят. Нет, дорогая, уверяю вас. Я никогда не была любовницей Жозефа.
Мадемуазель Бовуазен повернулась к двери, услышав шаги.
— Она прочитала «Дамский журнал», Жанна! — воскликнула она. — Или «Модный Париж»! Эта стерва belle-soeur оказала ей услугу, показав маленькую ложь, которую мы состряпали.
— Дерьмо эта невестка. — Маркиза положила стопку книг в красивых обложках на столик возле кровати. — Я подумала, вы сможете узнать немного о вашем новом городе из романа «Ночи Парижа» Ретифа. Но если вас это не интересует, всегда есть Ричардсон. На английском.
«Должно быть, Жозеф сказал ей, что я знаю английский, — подумала Мари-Лор. — Как мило с ее стороны запомнить это. А эти приятные добрые слова „ваш новый город“…»
Но обо всем этом она подумает позднее. А сейчас Мари-Лор снова смотрела на этих двух женщин.
— Так она не знает? — спросила актриса.
— Нет, нет еще. Жаль, что Жозеф ей не сказал, но он беспокоился, что, может быть, она придает слишком большое значение условностям и не сможет понять. Он думал, что лучше подождать ее приезда.
— Не знает чего? — Мари-Лор покраснела от собственного повелительного тона.
Маркиза рассмеялась:
— Ну, видимо, это не очень удачная выдумка. Весь Париж радостно смеялся над этой нелепой маркизой — толстым глупым синим чулком и чересчур богатой, — которая познакомила своего красавца мужа с соблазнительницей актрисой. Дайте людям повод посмеяться над вами, и они всему поверят.
— Хотя на самом деле Жозеф познакомил нас несколько лет назад. — Мадемуазель Бовуазен улыбнулась. — И поступил очень умно.
