Но откуда тогда Аля узнавала адреса и привычки будущих жертв? Надеяться, что каждый раз во время ее редких визитов в больницу Виктору позвонит жена — глупо. Не писал же он их ей на бумажке вместе с инструкцией и планом действий? Хорошо, оставим пока этот момент в виде вопроса. Тем не менее племяннику, оказывается, не очень-то выгодна внезапная смерть дяди от инфаркта. Зачем тогда он упорно инфаркт этот приближает, собирая компромат против Али? А почему я решила, что против Али? Ведь что грозит Але, если убийства будут раскрыты? По большому счету — ничего. Частная клиника в Швейцарии. И только. Племяннику от этого какая выгода? Никакой, пока жив Сергей Владимирович. А если он умрет в ближайшем будущем и наследницей будет признана Аля, которую через некоторое время объявят недееспособной (вот когда пригодится список убитых девочек!), то кто станет ее опекуном? Племянник. Так что пользу можно извлечь и из инфаркта, и из разоблачения убийств. Нужно только разнести оба эти события во времени. Но это, если племянник не знает о счете. А если знает? Тогда мелочь, которая достанется Але, не представляет для него никакого интереса. Ему нужен цифровой код. И пароль. И получить он их сможет только от самого Сергея Владимировича. В обмен на что? На гарантии безопасности для Али? Фигня. Эту безопасность можно обеспечить с помощью хорошей адвокатской конторы. На угрозу разоблачить семейные тайны? Почти все участники семейной драмы мертвы. Или не могут, по большому счету, отвечать за свои поступки. Никто, кроме самого Сергея Владимировича…
И тут я поняла, почему Сергей Владимирович отдал швейцарские деньги. Не почему — мне… Не почему — отдал… А почему именно, сейчас. И пожалела тетю, которая наивно собирала чемоданы. Ни в какую Ниццу она не поедет. По крайней мере вдвоем с законным мужем. И еще вспомнила мстительные планы относительно Карины. Теперь я могла их осуществить. Я все могла. Кроме одной простой вещи — взглянуть в глаза человеку, который подарил мне мое сегодняшнее могущество. Или купил себе право спокойно умереть.
Я вздохнула, возвращая в карман бесполезный листок бумаги. Пусть все остается как есть. А я тоже останусь — здесь, в этом парке, где сквозь резную листву светит солнце, поют птицы и цветет сирень. А мир может отправляться, куда ему угодно, хоть в сумасшедший дом. Я сползла с бревна и растянулась на травке. Там, где солнце хорошо прогрело землю. Вытянулась во весь рост, широко раскинув руки. Небо катило свои голубые воды куда-то вдаль. Глаза закрылись, теплый солнечный луч нежно коснулся век. «Спи спокойно, дорогой товарищ», — пожелала я самой себе сквозь невыветрившийся хмель. И уснула.
Просыпаться в сумерках с вонючим ртом, когда между зубами застряли недожеванные куски жирной свинины, — занятие не из приятных. Поэтому я изо всех сил сопротивлялась и холоду, сковавшему ноги, и переполненному мочевому пузырю, цепляясь за остатки забытья, как старый коммунист за первомайские лозунги в конце девяностых. Голова болела немилосердно. Но и оставаться в месте, внезапно превратившемся из райского уголка в заброшенный закуток городского парка, богато разукрашенный собачьими автографами — совсем свежая кучка благоухала буквально у меня перед носом — и как не вляпалась! — сил тоже не было. Я поднялась, проклиная и день, и час, когда, внимая мукам совести, променяла теплое местечко университетского преподавателя на жизнь хоть и интересную, но куда как хлопотную, особенно в плане употребления спиртных напитков, — и поплелась к выходу из парка. Недалеко от центрального входа, окончательно подводя черту под событиями уходящего дня, я заглянула в общественный туалет, где всего за два рубля избавилась от сомнений, терзавших меня в течение суток: вслед за остатками шашлыка в унитаз отправились клочки «разумного» письма, лукаво подмигнувшие мне синими буквами, перед тем как исчезнуть в водовороте. Все. Осталось попрощаться с тетей и собрать чемодан.
По местной легенде, великий царь-реформатор некоторое время колебался в выборе места для своей новой столицы. В конце концов он остановился на северном варианте. Но и неудавшийся южный — в память о былых амбициях — сохранил — в уменьшенном виде — все столичные атрибуты. В том числе улицу, по которой круглосуточно, как часовые, прогуливались местные проститутки. Эта улица тянулась параллельно центральной. И — пикантная деталь, необходимая, как жгучий перец в жирном соусе, — место сбора ночных бабочек находилось как раз напротив местного управления федеральной службы безопасности. Жители города давно привыкли к такому соседству, существовавшему с незапамятных времен, но я не уставала ему удивляться. А сегодня — то ли из-за выпитой водки, то ли из-за невольно проглоченной дозы безумия, превысившей норму, я удивилась особенно сильно. А может быть — просто искушала судьбу, отчаявшись уговорить ее избавить меня от неприятных встреч и разговоров.
