Дверь мне открыло существо, отдаленно напоминающее мужчину, во всяком случае, оно было в брюках и обросло щетиной. Цвет кожи совпадал с цветом одежды. А запах! Никто не убедит меня, что марихуана не пахнет мочой. Впрочем, это в Амстердаме она — марихуана, а в родном отечестве — конопля. Существо смотрело на меня мутным взглядом. Пальцы на его правой руке отсутствовали. И, судя по черным струпьям, их не хирург отрезал — сами отвалились.
— Мне нужна Пашина мама, — объяснила я свое вторжение.
Существо молчало, только шевелило губами, черными, как струпья на руках. Пришлось отодвинуть его в сторону и зайти в дом без приглашения. Вам случалось бывать внутри мусорного контейнера? Если нет, можете удовлетвориться моим описанием. В комнате, где я очутилась, потолок и пол поменялись местами: пол был затоптан добела, потолок — закурен, дочерна. Единственная мебель — засаленные телогрейки, разбросанные по полу. На одной из них лежал некто, похожий на женщину. Она уже купила билет в страну грез и теперь ждала прихода поезда. Я ткнулась в кухню — копченые консервные банки вместо тарелок. В кладовку. Паши не было.
— Слушай, — я потрясла некту за плечо, — где Пашка?
Наверное, поезд уже тронулся и мой вопрос оказался крайне неуместным. Но я не отступала. Женщина подняла глаза, открыла беззубый рот и выдавила: «У Машки», — и отъехала, уже окончательно. Тот, кто впустил меня, по-прежнему стоял у калитки.
— Слышь, мужик, — я достала из кармана пару червонцев, — где Машка живет?
Мужик соображал быстрее — не успела я закончить предложение, как мои червонцы исчезли в его беспалой руке. Другая рука, на которой еще сохранились пальцы, показала направо.
— Иди по переулку, не ошибешься. Ейная мать самогоном торгует.
Я пошла в указанном направлении, уповая на свой язык. Но вопросы не понадобились. Путь к дому Машки указывали тела пьяниц, отдыхающих на свежей весенней траве. Гостеприимно распахнутая калитка рассеяла последние сомнения — я у цели. Несмотря на джинсы и кроссовки, я, очевидно, мало походила на завсегдатаев этого дома. Стоило мне войти во двор, все находившиеся там дружно повернули головы в мою сторону.
— Где Маша? — обратилась я к дебелой тетке на крыльце. Тетка разливала по стаканам самогон — пять рублей порция. Услышав вопрос, она оглядела меня с ног до головы и вернулась к прерванному занятию. Я не собиралась покупать самогон, а следовательно, на меня можно было не обращать внимания. Но я не уходила. Тетка поняла, что от меня будет не так-то легко отделаться, и сдалась.
— А зачем тебе Машка?
— Я ищу Павла, он опять сбежал.
Тетка развернулась и крикнула внутрь дома:
— Колька, тащи сюда Пашку. К нему из детдома пришли.
Через несколько секунд мужик, похожий на шкаф, выволок на крыльцо дрожащего Пашку. В больнице мы никогда не ссорились. Паша не нарушал правил. Только однажды сцепился с кем-то. У меня не было времени вникать в конфликт — я просто растащила драчунов по углам. Потом неутомимый Вовка нашептал мне на ухо, что Паша дрался из-за матери. Но сейчас Паша смотрел на меня, как на врага. И боялся.
— Отпустите, — попросила я Николая.
— Воля ваша, — ответил тот, — только не сердитесь: отпущу — убежит.
Я кивнула, соглашаясь с таким исходом. Николай убрал руки, но Паша продолжал дрожать.
— Паша, — как можно спокойнее сказала я, — ты навестил маму, а теперь возвращайся. Елена Ивановна обещала, что тебя не будут наказывать.
Но Паша мне не верил. Упорно смотрел в сторону. У меня не было аргументов, способных его переубедить. Что жизнь в детском доме лучше жизни среди наркоманов и пьяниц, было ясно мне, но не Паше. Для него этот двор, заполненный нетрезвыми мужиками, был единственным безопасным местом на земле. А теперь явилась я, нарушила границы. Конечно, я могла всучить Николаю стольник, взять такси и отвезти Пашку в больницу. И была бы права. Но я лишь вздохнула: «Решай сам».
Поздно вечером, проводив Максима домой, я наткнулась в коридоре на сумку, с которой пришла из больницы. И вспомнила про книги.
Чтение — очень вредная привычка. Она мешает адекватному восприятию реальности.
