— Я предлагаю обмен: от меня гарантия, что вчерашний побег не повторится, от вас — разрешение уйти со смены, а то сегодняшнее изменение графика спутало все мои планы.
Наверное, Елене Ивановне было трудно переварить такое предложение, и она молчала. Первым опомнился Виктор:
— Вы обещаете, что дети больше не будут убегать из больницы?
— Нет, только то — что они не будут убегать таким способом. И решайте скорее, — я взглянула на часы.
— А просто так, из солидарности с коллективом вы нам ничего не расскажете? — закинула удочку Елена Ивановна.
— Из чувства солидарности? — Я сделала вид, что раздумываю. — Ничего не скажу. Кроме чувства солидарности с коллективом, у меня есть чувство солидарности с собой, и оно сильнее.
— Пожалуй, мне придется принять ваши условия, — сдалась заведующая.
Я кивнула, открыла дверь, ведущую в приемную, сунула руку за батарею и достала оттуда ключ.
— Я же говорила — это она дала ключ детям! — не выдержала Анна Кузьминична. Во время нашего диалога она хранила возмущенное молчание, а теперь дала волю негодованию.
— Вы ошибаетесь, — ответила я и положила ключ на стол, — это ключ дежурного по котельной. Он регулярно напивается на работе. Вот и потерял. Дети нашли, спрятали и периодически пользовались.
— Вы знали об этом и молчали! — крик Анны Кузьминичны взвился вверх, ударился о потолок и упал на пол, как раз между нами.
— Но если бы я сказала об этом раньше, у меня не было бы причины, чтобы уйти сегодня домой, — вполне резонно возразила я. И вышла из кабинета, не дожидаясь, пока Анна Кузьминична найдет, что мне возразить. Честно говоря, я думала, что на этом собрание и закончится. Но когда я покидала больницу, из-за дверей кабинета по-прежнему доносился разноголосый шум. Ну что ж, самый подходящий момент удрать через окно туалета. По агентурным данным, кое-кому удалось расшатать скобки, на которых держится замок.
Я вышла на крыльцо и увидела Виктора. Он тоже покинул собрание и курил на свежем воздухе. Я не удержалась от колкости:
— Когда дети одолевают меня просьбами о курении, я всегда отсылаю их к вам. Мол, я не курю, а психолог курит — обращайтесь к нему.
— До сих пор ни один не воспользовался вашим советом.
— Радуйтесь, что есть время придумать ответ или бросить курить.
— Я подумаю, что выбрать. А пока, — Виктор отбросил окурок в сторону, — Елена Ивановна просила вас зайти к Паше домой и поговорить с ним. Если он вернется в больницу до понедельника, в милицию не сообщат.
— Как трогательно. Сейчас растаю от умиления и потащу Пашку обратно.
— Это просьба Елены Ивановны.
— А вы сами что думаете?
— Я думаю, что имеет смысл лечить только тех, кто приходит добровольно.
— Но миритесь с существующим положением вещей.
Виктор пожал плечами:
— Нельзя одновременно спасать человечество и помогать человеку. Я прихожу к тому, кто об этом просит.
— Особенно если у него в руках двадцать долларов.
— А люди ценят лишь то, за что они дорого заплатили.
Я открыла рот, чтобы сказать очередную колкость, и рассмеялась:
— Мы говорим, будто мыльные пузыри пускаем. Один выдувает, другой прокалывает.
Виктор улыбнулся:
— Чем больше я вас узнаю, тем меньше понимаю, зачем вам нужен аналитик.
— А вот об этом, дорогой доктор, мы и поговорим на нашей следующей встрече, — я показала ему язык.
Удивительно, но головная боль исчезла без следа. Весенний день сиял, как вымытые окна. Я решила пойти домой пешком, а заодно зайти все же к Пашке. По дороге мне на глаза попался книжный магазин. Со времени приезда я ничего не читала, кроме дурацких любовных романов. Если честно, я получала от этого огромное удовольствие. Особенно от подробного описания процесса расстегивания блузки на груди леди Мэри. Но даже самый большой любитель сладкого нуждается время от времени в хорошем куске мяса. Я зашла в магазин и, руководствуясь неясным «хочу», купила несколько книг из серии «Азбука — Классика». Что делает с человеком провинция! В столице Сартра читают только профессионалы, получающие за это зарплату. Чтобы читать его для удовольствия, нужно жить в маленьком городке, где пеший путь от работы к дому занимает меньше времени, чем в столице — на метро. Чтобы как-то компенсировать перекос в сторону интеллекта, я завернула в свое любимое кафе — желудок тоже надо баловать. Таким образом, не прошло и часа, а я уже стояла перед Пашиным домом. Несколько слов о Паше: тихий белесый мальчик, его главный недостаток — он любит мать-наркоманку больше, чем воспитателей в детском доме.
