— Пожалуйста, выручите меня, — длинные смуглые пальцы Карины теребили конец шарфика, — я так люблю его, а он беден и скромен, не хочет принимать от меня ни копейки, даже в ресторане не соглашается обедать. Пожалуйста, побудьте моей подругой, которая только что вернулась из-за границы. Пригласите меня обедать, а заодно — и моего знакомого, такого милого и обаятельного ученого.
Разве можно устоять против такой просьбы. И для знакомых, если встретятся, у Карины готово оправдание: всегда можно выдать своего любовника за моего. А она не так проста, эта Карина, сейчас будет предлагать деньги. Только неужели она меня совсем в расчет не принимает: а вдруг отобью любовника? Даже не так жалко сдавать ее мужу. Короче, потупила я глазки, чуть-чуть смутилась, слегка поломалась и позволила себя уговорить.
Как потом выяснилось, господин Мирзоев вовсе не хотел скандала. Он хотел тихонько собрать компромат и шантажировать жену. Оказывается, господин Мирзоев очень и очень зависел в своем бизнесе от Карины. Конечно, если бы скандал устроила просто жена любовника, случайно застукавшая своего мужа с другой женщиной, господину Мирзоеву пришлось бы этот скандал проглотить, но шум подняла не обманутая жена, а нанятый им детектив, и господин Мирзоев не преминул позвонить в агентство и выразить свое возмущение моей отвратительной работой. Впрочем, я тогда даже не поняла, что меня уволили, я вообще ничего не соображала с того момента, когда в дверях ресторана появилась стройная фигура моего мужа и Карина взволнованно воскликнула: «Вот он!» До сих пор не знаю, кто заплатил за разбитую посуду.
Несколько дней я провела в слезах и соплях, отгородившись любимым пледом от опостылевшего мира, пока в гости не зашел Генка. Он поступил по-дружески: влил в меня бутылку сладко-пьяной жидкости, отвез на запасную квартиру, где спасался от приставаний клиенток и ревности жены, утешил, как сумел, и даже ушел раньше, чем я проснулась. Я проснулась — на следующее утро после окончания ядерной войны. Победителей не было, только выжившие. Я, кажется, выжила. Но еще не могла этому радоваться. Просто собрала чемодан, деньги, документы, попрощалась с друзьями, поручила адвокату заняться моим разводом и уехала в небольшой южный город на берегу теплого, но мелкого и очень грязного моря. В деревню, к тетке, в глушь, в… не скажу куда.
Тетя Вера в нашей семье была персоной нон грата. Мой папа — кадровый военный, мама — учительница русского языка. А все вместе — семья военнослужащего со всеми полагающимися данному званию атрибутами: строгая дисциплина, авторитет отца, маленькие гарнизонные городки, школа, в которой обязательно работала моя мама, а значит — никакой косметики, коротких юбок и — свят, свят, свят — сигареток с подружками за котельной. Поближе к папиной пенсии наша семья перебралась в Подмосковье, так что в университет я приехала уже не совсем дремучей провинциалкой. Семья родителей была точным отражением семьи моих дедушки и бабушки. И вдруг тетя Вера — младшая папина сестра — наплевала на все семейные правила, бросила педагогический институт, жениха, курсанта военного училища, и устроилась работать буфетчицей на огромный сухогруз. Восемь месяцев в году тетя проводила на камбузе, посещала далекие загадочные страны, привозила оттуда множество волшебных вещей: джинсы, жевательную резинку, роликовые дезодоранты, пластмассовые магнитофоны и — вот он, позор семьи! — перепродавала все это, ничуть не смущаясь. К тому же о личной жизни тети Веры ходили легенды. Но в год развала великой страны, когда тетин порт оказался вдруг на территории иностранного государства, она, разменяв пятый десяток, вышла замуж за капитана своего сухогруза и уехала с ним в небольшой южный город, который из заштатной провинциальной дыры вдруг превратился в форпост на границе с незалежным, самостийным соседом и чуть ли не единственный российский порт на берегу теплого и очень грязного моря. Бравый капитан не стал поливать розы в палисаднике, а устроился на работу в местный порт, начальником. И тетя при нем — заведующая столовой. Лет через пять он все же взялся за лейку — подвело здоровье, и уже три года тетя числится вдовой. Она по-прежнему бодра и выглядит куда моложе, чем женщина, получающая пенсию по старости. Семейные страсти давно улеглись, гостить летом у тети вошло в привычку — море теплое, арбузы дешевые, город тихий. Но приехать сюда в начале марта! Только мягкая тетина грудь, на которой я прорыдала весь вечер, помогла скрасить унылое впечатление от холодных улиц, грязных тротуаров и барабанящего по железной крыше дождя.
