Я опустила голову и, едва отрывая ноги от пола, шаркая, как древняя старуха, медленно побрела в ванную. Включив горячую воду, села на бортик и закрыла глаза. Шевелиться не хотелось. Совсем.
Хотелось есть, как всегда, и.., поскорее увидеть папу.
— Маша, ты что? — В ванную зашел Толик. — Вода перельется!
Закрыв кран, он заставил меня встать и принялся раздевать. Снял платье, похожее теперь на грязную рваную тряпку, расстегнул бюстгальтер, стянул трусики, провел тыльной стороной ладони по моей груди, помедлил немного и, подняв на руки, посадил в ванну. Взял мочалку, намылил ее и стал тереть осторожно — руки, плечи, живот.
Я испытывала к нему отвращение, но возмутиться, оттолкнуть от себя этого негодяя не находила сил. Танечка, Танька ведь это он, он убил тебя, он, он, он…
— Посмотри, даже вода стала красной.
Голос Толика вернул меня к действительности.
— Это кровь Вадима, — равнодушно ответила я.
— Маш, давай выбросим твою одежду. Зачем тебе лишние следы?
— Ты к чему это говоришь? — насторожилась я.
— Да так, на всякий случай.
— Может, ты хочешь сказать, что это я убила Вадима?
— Я такого не говорил…
— Но ты на это намекнул.
— Тебе показалось.
— Не ври! Я не убивала Вадима. Он не сделал мне ничего плохого!
— Маша, ну что на тебя нашло! Ведь я тебя ни в чем не подозреваю.
— Нет, подозреваешь! Просто не говоришь вслух.
— Ты хочешь сказать, что умеешь читать чужие мысли?
— Умею! Я вообще тебя насквозь вижу!
Толик достал из шкафчика махровое полотенце и поманил меня к себе.
— Машенька, тебе нельзя нервничать.
— Можно!
— Нельзя.
— Не надо делать из меня больную! Я совершенно здорова!
— Иди ко мне. Возьми полотенце. Никто не посмеет бросить в тебя камень. Ты не могла убить своего жениха.
Я вылезла из ванны и закуталась в полотенце.
— Ну, отошла? На вот тебе халат. Скоро приедет отец с ребятами, так что тебе лучше одеться.
Случайно опустив глаза, я увидела, что Толик находится в полной боевой готовности. Мощный член до отказа натянул плотную материю брюк.
Не желая испытывать его терпение, я моментально накинула халат.
— Маша, а ты красивая, — краснея, сказал Толик. — Даже не верится, что тебя по кусочкам восстановили.
— Тебя это не касается.
— Ты на меня обиделась?
— Толик, я давно разучилась обижаться…
Громкий стук в дверь оборвал меня на полуслове. Я выскочила из ванной и нос к носу столкнулась с отцом. За его спиной маячили охранники, целая толпа.
— Машенька, успокойся, все позади. Мама тоже хотела приехать. Но я оставил ее дома.
Взмахом руки отец приказал своим молодчикам немедленно удалиться за дверь. Следом за ними вышел и Толик. Я села с отцом на диван и прижалась к его плечу.
— Папа, я не видела, кто убил Вадима. В него стреляли из-за деревьев…
— Ничего, доченька, главное, что ты осталась жива. Мама как чувствовала, когда не хотела отпускать тебя в эту гребаную Москву. Она не пережила бы твоей смерти.
— Папа, я нашла человека, который посадил меня на иглу, а затем отправил в Грецию с наркотиками.
— Кто он? — сузив глаза, выдохнул отец. — Я убью этого подонка!
— Его убил Вадим, папа. Он спас мне жизнь.
Опустив кое-какие подробности из своего прошлого, я рассказала отцу о встрече с Заком и о том, чем она закончилась. Отец слушал меня очень внимательно, не перебивая и не спрашивая ни о чем.
— Вадим отнес труп в воду, а потом кто-то стрельнул ему в затылок…
— Но кто?!
— Папа, я не знаю. Даже предположить не могу.
— Вадим парень рисковый. Может, насолил кому здесь, в Москве. Ладно, дочка, главное, что с тобой ничего не произошло.
Курносый веснушчатый следователь, не москвич явно («хекал» он нещадно), в помятом кургузом пиджачке неопределенного цвета и грязноватой рубашке, застегнутой на все пуговицы (где только нашли такого олуха!), беседовавший со мной в присутствии Виталия Ивановича, задавал дежурные вопросы: «Фамилия, имя, отчество?» — Я ответила без запинки, выучила уже. «Год рождения?» — Тут я уже замялась, но папа ответил быстро: 1977-й. — «В каких отношениях вы состояли с убитым?» — «Он был моим женихом». — «Что вы делали ночью на берегу реки?» — «Занимались любовью». Следователь покраснел как рак и, заморгав круглыми, навыкате глазами, перестал писать.
