— И ты сама не веришь, что он мог за что-то мстить Вадиму?
— Верю, не верю… Не в этом дело. Просто не хочу, чтобы Назаров мой на него окончательно вызверился. Ведь столько лет вместе были…
Вадим-то не такой, не для семьи он. Вот была у него эта шиномонтажка, сначала сам работал, жилы рвал, нравились ему машины-то всегда, и мотоциклы; сейчас вроде как подкопили немного денег, он мастерскую купил, обустроил, человек десять у него сейчас там работают, какой-то компьютер автомобильный еще надумывает приобрести, и хорошо ведь, и слава Богу! Куда еще-то ему соваться! Лучше бы семьей занялся, дочками!
Зимой дружка-то его, партнера по машинам, взорвали, представляешь?! Ну не так серьезно, гранату какую-то привязали под джип около ресторана, сам-то парень живой остался, здоровый, только машину ему сильно попортили. Вот я Назарову и долдоню постоянно про то же самое.
Ведь и младшая у нас уже подросла, вся в меня, мамчина дочка! И вязать уже Эмма умеет, и приготовить, если что на обед накажу, то справится. А старшая, она назаровской породы, его любимица, в медицинском в этом году будет учиться, весной отправили в Смоленск поступать, сейчас живет там у тетки моей, к экзаменам готовится. Говорю ему, чтобы про дочек-то хоть немного подумал…
— Вот так у нас все и происходит, — Людмила горько вздохнула.
Не отрывая взгляд от детской горки, Глеб негромко, но неожиданно произнес:
— Вчера вечером Азбеля сбила машина.
— Божечки же ты мои! Как же это?! А ты молчишь?.. Насмерть?!!
— Живой, живой. Не волнуйся.
— Чего же ты раньше мне ничего не сказал? А я тут разливаюсь… В какой он палате-то хоть лежит? Я ведь и к нему сейчас забегу, попить чего-нибудь ему же нужно…
— Дома твой голубок валяется, говорят, что не очень-то сильно его и задело. Уход за ним есть, а зеленкой, если понадобится, он и сам себя смажет, как бывший ответственный медработник.
Людмила опять взялась за платочек, но потом окончательно решилась и засунула его в свою могучую сумку.
— Да я бы убила ту тварюгу, кто это все делает! Взрывать, стрелять ему, видите ли, приспичило! Как же Марек-то все это терпит?! Это мы работяги, ко всему привычные, а он же такой слабый всегда был, неуверенный… И родичи его такие же были, незаметные. Только бабушка у них совсем другая, ты ведь помнишь Азбелиху-то?
Семья Азбелей осталась в памяти капитана Глеба Никитина достаточно ровно и подробно, а вот старая артистка запомнилась только одним, но очень ярким, эпизодом их школьного детства.
Забота этой величавой, с аристократичными манерами женщины о внуке была в их дворе постоянным предметом местных анекдотов. Родители Марека, спокойные и несуетливые, молчаливо переносили ее постоянные громкие упреки в недостаточном внимании к воспитанию «мальчика». А потом… Они с пацанами пришли из школы, чего-то стояли у подъезда, трепались. Бабушка Марека с криком выбежала из подъезда, у них на глазах стала метаться по улице перед домом. С самого начала во дворе была эта машина с красным крестом или уже потом подъехала, Глеб не помнил… Бабушку Марека останавливали все: и врачи, и соседи. Даже шофер «скорой» стал бегать за ней. Потом ее увезли. По дому поползли нехорошие сплетни, непонятные и оттого страшные слухи передавались от взрослых к детям.
Через некоторое время бабушка Марека возвратилась. Но она уже никогда не вязала на балконе, не ходила за утренним хлебом в булочную. Стало заметно, как она заискивает перед детьми во дворе, безропотно сносит чью-то пьяную грубость. А потом они все уехали учиться. Матушка позже рассказала Глебу, что старая артистка так и умерла в психбольнице…
— Ты-то насчет всего этого что думаешь? — громкий голос Людмилы вернул капитана Глеба к действительности.
— То же самое, что и ты. Все наши только делают вид, что все вокруг прекрасно, а на самом деле, как бы чего еще с ними не произошло.
— И что же делать?
— Разбираться надо.
— А ты сможешь?
— Если вдруг не получится — позову на помощь милиционеров. Не в этом дело. Если невиновные не будут врать, то все быстро прояснится. Вот, например, взять тебя. Почему ты не поехала тогда на шашлыки, когда Маришку убило? Ведь собиралась же, и вдруг внезапно передумала, так?