— Но не такой ценой. Я думаю, наш разговор не имеет смысла. Не понимаю вашей настойчивости.
— Черт возьми, да что тебе стоит? Один раз! Подружка твоя... — Он вдруг осекся, почувствовав, что может переступить ту грань, которая окажется Рубиконом. — Послушай...
Данка стояла возле окна, спиной, напряженная, и ее рыжие волосы слегка блестели, скупо отражая неживой комнатный свет. Да что он в ней нашел — рыжая, нескладная, к тому же еще и слепая... И такая упрямая. Уговаривать, упрашивать, а уж тем более умолять было не в его правилах. Будь его воля — он действовал бы другими методами, но ведь Сабиру она нужна живая и настоящая, вариант со снотворным здесь не прокатит, наркотический дурман сразу распознается, а уж насиловать ее он тем более не станет... Черт бы его побрал — и ее вместе с ним!
Выругавшись про себя, он поднялся.
— Ты подумай, девочка. Подумай над моим предложением. Я тебе телефон запишу... Ах да, ты же... — Он замялся, потом назвал ей номер. — Запомни. А если что — Полина знает.
— Он мне не понадобится. Никогда.
— Никогда не говори «никогда» — слышала такую истину?
— Всего доброго.
— Если надумаешь — одно условие: белое платье. Это он так хочет.
— У меня нет белого платья.
Дверь с шумом захлопнулась, и Данка снова отправилась на кухню — варить макароны к приходу Полины. Неприятный осадок в душе вскоре исчез — как обычно, когда Данка оставалась одна, ее мысли снова и снова возвращались к Андрею.
— Сегодня мы пойдем покупать тебе платье. И не смей возражать, — категорично заявила Полина, в последний раз проведя синей кисточкой по ресницам.
— А если посмею? — Данка сидела на диване, поджав колени и обхватив их тонкими руками.
— Только зря время потратишь. Ты же знаешь, я настойчивая и упрямая. Меня не переспоришь.
— Я пока еще не заработала себе на платье.
— Зато я заработала тебе на платье. Да не будь ты такой настырной, Данка! — Полина встала, одернула короткую юбку, вывинтила из колпачка узко сточенный темно-розовый уголок помады, медленно провела по губам. — Ну что нам с тобой считаться? Мы ведь почти родные... Подожди, придут мои тяжелые времена, тогда ты мне платья покупать начнешь...
— Полина, пойми, мне это ни к чему. Ну скажи, зачем мне новое платье?
— Затем, что ты — женщина. Молодая, красивая, привлекательная женщина. Затем, что у тебя сегодня день рождения.
— К нам никто не придет, — снова принялась возражать Данка, но Полина уже перестала ее слушать.
— Все, я готова. Иди сюда, я тебя причешу, рыжик.
Местом для покупки нового платья Полина выбрала недорогой, но очень приличный рынок, находящийся неподалеку от их квартиры. Вещи здесь продавались, конечно, не эксклюзивные, но и не тот польско-турецкий ширпотреб, которым завалено большинство прилавков на рынках. Еще одним существенным плюсом этого местечка была его относительная безлюдность — оптовикам здесь делать было нечего, к тому же ранним утром в понедельник, и москвичей, желающих приобрести обновку, было не так уж и много. В общем, целая куча преимуществ. Полина просто сияла от счастья — ей так хотелось порадовать подругу, сделать ей приятное, увидеть ее красивой... Она щебетала как птица ранним утром — практически не умолкая, лишь изредка прерывая свои монологи на то, чтобы предупредить Данку о возможных сложностях на дороге. Та крепко держала ее под руку и двигалась достаточно уверенно, уже привычно полагаясь на Полину и придерживаясь одного ритма движения. На глазах, как обычно, были темные очки, длинные, распущенные по плечам рыжие волосы полыхали на солнце — проходящие мужчины оборачивались им вслед.
— Значит, остановимся на салате из копченой грудинки, — резюмировала Полина долгую кулинарную тираду. — Данка, нам вдвоем будет просто замечательно! Мы же еще ни разу не отмечали твой день рождения вдвоем...
Данка молчала, вспоминая тот далекий день — один из ее счастливых и радостных дней рождения, который они отмечали вдвоем — но не с Полиной, а с Андреем. Он подарил ей девятнадцать белых роз и маленький флакончик духов с тонким свежим ароматом. Как давно это было — кажется, целая жизнь прошла...
