— Хорошо, продолжим завтра. Еще только один вопрос: был ли тогда на руке у вас этот браслет?
— Да.
Беллу увели. Я остался один под гнетом своих сумбурных мыслей и неразгаданных загадок, но на сей раз одиночество не было для меня плодотворным. Меня тянуло поговорить с кем-нибудь о чем угодно, лишь бы не о том, что начало выясняться и в то же время еще больше запутываться в деле Зара.
Я спрятал протокол допроса в ящик стола. Я вполне сознавал, что, как следователь, был далеко не на высоте, задавал Белле Зар вопросы бессистемно и притом все время как бы извиняясь в том, что вынужден ее расспрашивать.
Я сознавал это и все-таки не мог иначе, не смогу, наверно, и впредь...
Я подошел к окну. Этого мне не следовало делать: по улице, гордо откинув голову, упрямо шагая навстречу ветру, мимо этого окна проходила Айя...
Каким несчастьем тогда показалось мне, что она уходит, а мне нельзя выбежать к ней!
Я незаметно поглядывал на Беллу Зар. В суровом свете утра осунувшееся лицо ее выглядело старше обычного. Ненакрашенные губы, гладкие волосы... Но и это не делало ее менее красивой, только придавало лицу что-то трогательное.
При этом мне было ясно: Белла принадлежит к числу людей, которые так или иначе справляются сами со своей бедой, не нуждаясь ни в чьем сочувствии. Я же и в это утро не мог удержаться в рамках обязанностей следователя. Меня расстраивало и злило то, что Белла снова и снова подчеркивает, что она желала смерти Зара.
Я положил перед ней анонимное письмо с угрозами Бредису. Белла прочла его и пожала плечами.
— Как видите, высказанные в этом письме угрозы рассчитаться с Бредисом были реализованы. Вы знали, что такое письмо было послано? Как это все объяснить?
— Не знаю. Мне больше нечего сказать.
— Подумайте! Вы сознались, что виновны в смерти Зара, но отрицаете, что вам было что-либо известно о покушении на Бредиса. Факты и обстоятельства, о которых мы сейчас говорим, дают иное освещение этой смерти. Во-первых, заставляют подозревать, что умерщвление Зара было заранее подготовлено. Вы согласны?
— Поскольку это относится к письму с угрозами... и к подозрениям... я согласна с вами. Это странно.
— В высшей степени странно. Что я должен об этом думать?
Наступила длительная пауза. Белла посмотрела мне в глаза и сказала:
— Что вы должны об этом думать? Вы сами и обязаны это знать, вы же следователь. Я вам помочь не могу, поскольку не знаю, что и подумать... о подобной мистике. Иного слова я не нахожу.
— В результате этой мистики чуть-чуть не был убит следователь Бредис.
— Я знаю.
— И что же?
— И все-таки могу только повторить вам свои прежние показания. Вчера я рассказала вам, при каких обстоятельствах на Пиекунских скалах погиб Зар, рассказала даже то, о чем могла бы умолчать... О прошлом. К этим показаниям мне нечего добавить.
— Вы сказали, что могли бы умолчать. Не умолчали ли вы еще о чем-нибудь в разговоре со мной?
— Не отрицаю. Но это чисто личные дела, и даже если я была бы способна говорить о них, уверяю, вам ничуть не стали бы яснее те вопросы, которые интересуют вас как следователя.
— Что ж, может быть, вы передумаете... Еще один вопрос: узнав правду о прошлом Зара, которая произвела переворот в ваших представлениях об этом человеке, сообщили ли вы об этом еще какому-либо лицу?
— Да, сообщила и тут же пожалела, что сделала это. В первый момент смятения я все рассказала брату.
— Так я и думал.
— Если вы сделали из этого вывод, что Рейнис как-то причастен к смерти Зара, то могу предсказать, что все ваши усилия в этом направлении потерпят фиаско. Я знаю это лучше всех.
— Как ваш брат реагировал на то, что вы рассказали ему о Заре?
— Это вы легко можете себе представить... Хотя... Брат же с самого начала не переваривал Зара. Я имею в виду — с первого же появления Зара у нас в доме. Именно у Рейниса оказалась наиболее развитая интуиция в этом отношении.
На этом закончился допрос.
Оставшись один, я попытался проанализировать все то, что я узнал. Я слишком хорошо понимал, что с признанием Беллы еще ничего не разъяснилось до конца. Отдельные моменты дела стали как будто еще несуразней, несуразными до абсурда. Да еще Айя... Ограничилась ли ее роль анонимным письмом Бредису, или она тоже скрывает что-то?
