— Вы слышали выстрелы шестого июля вечером?
— Слышал.
— Расскажите, при каких обстоятельствах!
— Какие там еще обстоятельства! Стоял у киоска, покупал курево. Слышу — стреляют.
— У какого киоска?
— На Рижской улице, у садика.
— Вы у киоска были одни?
— Нет, был еще милиционер.
— Что он делал?
— Да что ему делать? Стоял, глазел в сторону Дворцовой улицы.
— Дальше?
— Что — дальше?
— Когда стреляли...
— Когда стреляли, побежал на Дворцовую как угорелый. Не я, милиционер.
— А вы?
— Я купил курево. Пошел к Клейн. А тут уж дальше не твое дело.
— Когда вы шли к дому Клейн, видели какого-либо человека?
— Человека? Нет! Было уже поздно.
— Это точно? Никого?
— Я же тебе сказал: нет!
— А куда делся милиционер?
— Он-то? Кинулся в соседние ворота. Соседние с домом Клейн.
Лапсинь, который сидел, равнодушно повернувшись к нам боком, с преувеличенным интересом озирая речной пейзаж, очевидно, почувствовал мой взгляд, взглянул на меня и пожал плечами.
— Значит, милиционер вбежал в ворота дома номер восемнадцать?
— Я же тебе сказал!
— А войдя в квартиру Клейн или перед тем, во дворе, вы тоже ничего не видели и не замечали?
— Нет.
— Последний вопрос: кроме вас, в квартире у Клейн был еще какой-нибудь гость?
— Что? Ты что этим хочешь сказать?
— Я спрашиваю только то, что спрашиваю, и жду ответа.
— Не было других гостей. Я был один.
— Спасибо! Это все, что мне от вас было нужно.
— А мне от тебя и того не нужно. — Тон был приветливее слов. Синие глаза опять смотрели на реку.
— Извините, что оторвал от дела, и всего вам хорошего, — я слегка пересолил в смысле вежливости.
— Будь здоров! — Расинь схватил багор, встал и спустился к воде.
Когда мы удалились немного, я налетел на Лапсиня:
— Как же это так? Вы-то уверяли, что не видели ни одного человека на улице! Расинь же был там?
— Наверно, но я ведь не сводил глаз с уходившего Бредиса, а когда выстрелили, помчался туда без оглядки. Кто же в такую минуту станет оглядываться, стреляли же передо мной, а не сзади, — оправдывался Лапсинь.
— Ясно. Кто же стрелял в Бредиса, кто стрелял, а, Лапсинь? Расинь это не мог быть, он шел за вами, а стреляли, по вашим словам, впереди.
Лапсинь, похоже, чувствовал себя виновным в том, что я потерял следы.
— Разыщем, — воскликнул он с излишней бодростью, — на нашей стороне все шансы. Мы-то знаем, что девяносто процентов всех преступлений раскрываются даже больше...
Он утешал меня, как умел, — славный парень, ей-ей славный парень, — и пушистые непослушные волосы опять нимбом сияли над его головой.
Мы ехали в город. Я глядел по сторонам, стараясь не поддаваться отвратительному настроению. Казалось все летит кувырком, из рук валится...
А в лесу-то как хорошо, грибы, наверно, растут не по дням, а по часам, прямо у дороги виднеются желтые и алые шапочки сыроежек. Вот бы сейчас корзинку, ножик...
А на берегу реки невозмутимо делают свое дело сплавщики, самоуверенные, здоровенные парни; у них уж не вывалится из рук то, что они хотят удержать... Чертовщина! Да что я, замечтавшаяся школьница, которая копается в себе, чтобы скорее записать в дневник как она «чудесно» или «ужасно» чувствует?! Кто я — будущий неврастеник или же...
Лапсинь наклонился ко мне и сказал через плечо:
— А что, если Расинь все-таки сообщник? Если не только он, но и человек, напавший на Бредиса, все-таки находились в тот вечер в квартире Клейн? Он же не сознается по-хорошему!
В это мгновение я думал точь-в-точь о том же. И как многие люди, еще не научившиеся владеть собой, излил свое дурное настроение на голову Лапсиня:
— Благодарю за идею, товарищ советник юстиции!
Слово не воробей, вылетит — не поймаешь... Лапсинь только взглянул на меня, как на психа, и уже не раскрывал рта.
Я думал. Наличие рядом с преступником его сообщника теоретически допустимо. Должен же был преступник куда-то деться, не улетел же он, как летучая мышь, не ушел в землю, как крот!
Мы ехали уже по Калниене.
— На Дворцовую, восемнадцать, — сказал я Лапсиню.
Я, собственно, не знал, что мне там делать. Двор дома Бредиса, парк, сквер исхожены вдоль и поперек.
В поистине безнадежном настроении я вошел рядом с Лапсинем во двор дома Бредиса. Абсолютно ясно было мне лишь направление бегства преступника: пули, выпущенные вслед ему из пистолета Бредиса, мы нашли — одна застряла в штукатурке под воротами, другая — в дровах.
