— Лапсинь! — заговорил я, тоном голоса стараясь сгладить свою недавнюю выходку. — А за дрова, в щель между дровами и оградой парка, вы заглянули, когда гнались за преступником?
— Конечно, сразу же, как вернулся из парка.
— Как вернулись из парка... А что вы бы сделали на его месте? Если б сидели там, за дровами?
Лапсинь помялся, подумал. Влез за поленницу. Щель кончалась у стены дома.
— Нет, дальше там залезть некуда, — объявил он разочарованно.
Лапсинь посмотрел вокруг и вверх, протиснулся в самый угол, обшарил каменную ограду, концы поленьев, нагнулся, отбросил одну плаху, пролез еще дальше и скрылся с глаз.
Выяснилось, что между стеной дома и концами поленьев все же можно было пролезть — у самой земли была небольшая щель, которую прикрывала плаха, отброшенная Лапсинем, оттого мы и не заметили эту щель раньше... Но если преступник пролез здесь, то почему его не увидел Бредис, стоящий всего в восьми метрах от стены дома? Разве что Бредис смотрел только в сторону парка, куда бежал преступник, а затем и Лапсинь. У преступника была обувь на мягкой подошве. А что, если он рискнул и за спиной у Бредиса прошел по двору и скрылся в доме восемнадцать? Эту возможность мы не учитывали раньше, нам казалось, что преступник не мог бы войти в дом восемнадцать, не замеченный Бредисом.
— Такая возможность теоретически допустима, — рассуждал я вслух, — но практически не означает ли это, что он полез прямо в ловушку? Ну, прошмыгнул в дом, а дальше что? Выйти через другой ход на Дворцовую исключено, один из трех — Лусте, Лапсинь или Расинь — увидел бы его наверняка. Сразу затем явились работники милиции. Опытные преступники иногда выбирают укрытия под самым носом у сыщиков, полагаясь на то, что в таком месте никому не придет в голову их искать. Но ведь и собака не взяла след! Может быть, Джером был не совсем здоров?
Мы зашли в дом, поднялись на второй этаж. На площадке, налево — квартира Бредиса номер четыре, направо — квартира номер три. Больше квартир там не было.
Я машинально потянул за ручку двери квартиры номер четыре и отшатнулся, будто меня хватило током: дверь открывалась!
— Лапсинь, неужели Бредис, уходя из дома, не запер дверь?!
— Исключено!
— Как вы можете категорически утверждать это?
— Я же его ждал здесь, видел, как он вставляет ключ в скважину, даже слышал, как ключ поворачивается два раза. Да еще за ручку он дернул, проверил! Тут что-то неладно, факт!
— Спокойствие, Лапсинь, спокойствие! Зовите дворника и кого-нибудь из соседей.
Оба мы были взволнованы, подавленное настроение исчезло, казалось, в воздухе потрескивают невидимые искры.
Когда вошли в квартиру, нам сразу стало ясно, что тут вправду что-то неладно: на полу в комнате Бредиса были разбросаны бумаги, на письменном столе — тоже, ящики стола вытащены и их содержимое, без сомнения, перерыто...
Я позвонил Бредису в больницу и спросил, запер ли он дверь, уходя из дома, и в порядке ли оставил бумаги. Бредис встревожился, — конечно, все оставлено в полном порядке, беспорядок ему вообще несвойствен, тем более в «бумажном хозяйстве».
Значит, в квартире кто-то побывал.
Скрупулезная проверка квартиры дала, однако же, малоутешительные результаты: не было обнаружено никаких следов или отпечатков пальцев посторонних. Очевидно, здесь побывал опытный преступник. Дверь была не взломана, а искусно отперта.
Был ли это тот же человек, который стрелял в следователя? Не вскрыл ли он квартиру и стол сразу же после ухода Бредиса с Лапсинем и не вернулся ли сюда уже после стрельбы, чтобы спокойно выждать, пока уляжется внизу суматоха, а ночью уйти? Мы с Лапсинем сегодня уже подумывали о таком варианте. Если так, то дерзость преступника оправдалась, он не ошибся, считая нас... Черт, мы же как раз «у себя под носом» искали всего поверхностнее, шляпы мы, шляпы!
И все-таки, что он искал здесь? Перерыт был только письменный стол. Нет, «работал» не обычный взломщик. Скорее всего искали какие-то документы, говорящие о ходе следствия по делу об убийстве Зара... Наивный, собственно, расчет! Следователь же не хранит документы дома, разве что свои личные заметки.
