— Надеюсь, — заметил Лапсинь с улыбкой, — что и период притирки характеров на этом закончится.
Мы вошли в мясной павильон рынка. Виту Клейн нам показала первая же продавщица. Клейн, плотная брюнетка, как раз рубила топором баранье бедро на широченном чурбаке. Она трудилась с энергией и точностью гильотины, после каждого удара на чурбак ложился аккуратный ломоть мяса, не толще и не тоньше прежнего.
Меня радует добросовестно и ловко выполняемая работа, и я залюбовался четкими движениями Клейн. Видно, почувствовав, что за ней наблюдают, женщина обернулась, глянула на нас задорными черными глазами:
— За шашлычком, мальчики, пришли? Мясо хорошее, берите, жалеть не будете!
Мальчики! Я ответил почти сердито:
— Шашлычок предлагайте другим! У нас с вами будет более серьезный разговор.
Клейн пожала плечами, положила топор и подошла к прилавку. Ей было лет тридцать, лицо круглое, румяное, почти красивое. Неприятными были только усмешка и нахальный взгляд.
Я спросил прямо и резко:
— Как фамилия вашего гостя, с которым вы вместе кутили ночью?
— А, сыщики! Что ж, мне скрывать нечего. Его звать Хельмут Расинь. Дальше что?
— Когда он к вам явился?
— Около одиннадцати вечера, на часы не смотрела.
— Когда ушел?
— Вместе со мной, молодой человек, сегодня утречком... Дальше что? — Клейн смотрела мне прямо в глаза своими нахально смеющимися глазами.
— Где он проживает?
— Садовая, девять. Но если он вам срочно занадобился, вы там Хельмута не ищите, домой он является редко.
— Где он работает?
— Где придется. На той неделе замещал здесь меня, а теперь собирается подхалтурить на сплаве. Наверно, пошел наниматься в сплавную контору, там его знают. Больше вам от меня ничего не требуется? Жаль!
Клейн оперлась о невысокий прилавок так, что в вырезе не особенно чистой розовой кофточки виднелись округлости грудей; при этом она смеялась уж совсем вызывающе...
— Пока все. Спасибо.
Когда я пришел в прокуратуру, намерение немедленно разыскать Расиня у меня испарилось. Едва я вошел в свой кабинет, меня вызвал прокурор.
У него находился человек, которого я узнал с первого взгляда.
— Знакомьтесь! — воскликнул Друва. — Это гражданин Петер Пауна, наш долгожданный и желанный.
В голосе Сома звучала издевка, которую я сразу расслышал и истолковал правильно. Очевидно, наша версия об этом человеке...
— Прошу! — прокурор протянул мне исписанный лист бумаги. — Садитесь, читайте!
Я сел и стал читать:
«Пауна Петер Кришьянович, тридцати двух лет. Пробыл три недели в санатории «Упесличи». Шестого июля с. г., по окончании санаторного лечения, провел вечер у друзей на Полевой улице, номер десять, откуда в двадцать три часа тридцать минут уехал на вокзал в такси. Взял билет до Силгале, сел в третий вагон. На станции Силгале выскочил прямо из этого вагона, причем не на перрон, а на другую сторону, чтобы не ждать, пока отойдет поезд, так как на той стороне начинается дорога, ведущая к хутору родственников гражданина Пауны. У этих родственников, близ станции Силгале, гражданин Пауна находился до сегодняшнего дня, что могут подтвердить нижеследующие лица...»
— М-да, — Сом покачал головой, — есть у вас вопросы к гражданину Пауне?
— Есть. Гражданин Пауна, вечером шестого июля вы шли через калниенский парк?
— Да. Там можно пройти напрямик, а я спешил, боялся опоздать на поезд.
— Парк был освещен?
— Освещен.
— Кого встретили в парке? Вообще кого-нибудь видели?
— Да... То есть нет... Вблизи не видел!
— А издали?
— Милиционера видел.
— Не будете ли вы так любезны показать мне, по каким дорожкам вы шли? Вы это помните?
— А как же! Конечно, помню! В тот вечер я выпил, это верно, но не напился...
— Такси долго ждать пришлось?
— Нет! Как вышел на улицу, так и увидел, повезло мне, остановил и сел.
— В котором часу это было?
— Ровно в двадцать три девятнадцать, я еще спросил шофера, поспеем ли на вокзал, на поезд в двадцать три тридцать одна. Насчет времени я не ошибаюсь.
— Отлично. Может быть, сходим сейчас в парк? Вы не возражаете? — спросил я прокурора.
— Действуйте, — хмуро разрешил Друва.
По дороге я еще раз отдал должное изумительной зрительной памяти шофера Лусте: он будто на кинопленку снял этого человека, каждая мелочь совпадала. За исключением, конечно, одежды — Пауна сегодня принарядился. Мне бы вот так, с одного взгляда, удерживать в памяти увиденное!
