На яхте путешествовать с молодыми самцами, конечно, приятнее. Дура она, ничего не понимает… Это же все Киря организовал, чтобы его достать окончательно, а она думает, мужики и вправду без ума от нее. Глупая девка… Киря, которого он сделал состоятельным человеком, предал его. Романчук, который всем обязан ему, тоже предал. Как он мог трахать его телку, козел?! Ну да, ей нужны острые развлечения, молодая, страстная, пусть, но — Романчук! Он же, падла, пользуется такими льготами, которые другим и не снились! А никакого уважения. Иринка что? Она глупенькая, а эти козлы пользуются ею, чтобы свои делишки делать. Еще пару лет назад он бы поотрывал бошки козлам за такие дела, а теперь смотрел на все это как бы со стороны и грустно усмехался. На зоне были понятия, и тех, кто уважал их, не трогали. Он за этим следил. А козлов, которые никого не хотели уважать, опускали в два счета. Порядок был, умные люди понимали это, их он не давал в обиду. И все было правильно и понятно. А здесь… нет. Не уважают, считают, что можно трахнуть его телку, чтобы она позаботилась об отсрочке платежа. Да он бы и так отсрочил Романчуку, пусть бы пришел и прямо сказал о своих проблемах. Но нет, ему еще и Иринка нужна. За такой базар нужно отвечать, и ответят все, козлы паскудные! Он об этом уже позаботился.
Весь день Богданов провел на пляже с бутылкой виски в руке, а потом вернулся в номер и уснул, не помнил даже, когда она вернулась. Проснулся ночью и увидел ее рядом — она спала в грязных шортах и грязной футболке, видимо, тоже так устала, что не могла даже помыться и переодеться перед сном. Тошнотворный запах французских духов заполнял номер.
Он хотел разбудить ее, чтобы спросить, все ли нормально, тронул за плечо, но она лишь оттолкнула его руку и пьяным голосом пробормотала:
— Хватит, Слава, я больше не могу… Отстань от меня, пожалуйста…
И тут в дверь лоджии хлынула вода. Она поднималась все выше и выше, и он барахтался в пенных бурунах, поднимаясь под потолок и захлебываясь соленой влагой. А она все прибывала и прибывала.
Когда вода поднялась под самый потолок, он, чтобы не захлебнуться, нырнул в дверь лоджии, вынырнул на поверхность над лоджией, жадно вдыхая влажный воздух. И подумал, что надо отплыть в сторону, а потом вместе с водой опуститься на землю, может быть, это позволит понять, почему океан все время приходит к нему? Зовет, предупреждает, пугает?
Он отплыл метра на два от лоджии, и тут вода мгновенно исчезла. Между ним и асфальтовой дорожкой, отделяющей отель от пальмовой рощи, было восемь этажей.
Ира сидела в своем «предбаннике», растерянно хлопая длинными ресницами. Все здесь было как обычно, только… за дверью, обитой черной кожей, нет и никогда уже не будет босса. Ильи… Что с ним творилось в последнее время, она так и не поняла и, наверное, никогда уже не поймет. А вот то, что здесь долго не задержится, абсолютно ясно. Орехов уже вел себя как настоящий хозяин, хотя завещание Ильи должно быть оглашено через неделю после его смерти. Значит, через четыре дня. Да и что ей ждать от этого завещания? Даже если достанутся какие-то акции, Орехов все равно обдурит… Она ж в этом абсолютно ничего не смыслит…
Тоска прямо-таки жуткая. И Слава Костромин не звонит, уже должен был прилететь с Акульего острова. Да, наверное, он просто хотел получить… ее, получил и забыл обо всех своих обещаниях. Кошмар какой-то…
Орехов вошел в «предбанник» с сигаретой в зубах, остановился напротив ее стола.
— Хотите кофе, Кирилл Васильич? — испуганно спросила Ира.
— Ты совсем тупая, что ли, детка? У меня своя секретарша есть, она сделает все, что надо.
— Но вы ж теперь босс… — робко предположила Ира.
— Это верно. Поэтому и прошу тебя освободить место для моей секретарши.
— А как же я?
— Понятия не имею. Ты не нужна мне, детка, и не будешь работать в этой фирме. Это все, что я хотел тебе сказать.
— Кирилл Васильич… но на похоронах вы говорили совсем другое… — залопотала Ира.
— То — на похоронах. Ты угробила босса, шлюшка, тебя здесь больше никто не желает видеть. Думаешь, это я такой злой? Все так считают!
