— Хорошо, — чуть слышно прошептала Мабель. — Я поняла.
— Твой счет в Кредитном банке, — продолжал Фелисито; он почувствовал себя гораздо более уверенно, видя, как беспомощна и напугана Мабель. — Он открыт на твое имя, но под мою гарантию. По очевидным причинам я больше не могу предоставлять свое поручительство. Я его аннулирую, однако не думаю, что из-за этого тебе закроют счет.
— Уже закрыли, — отозвалась Мабель. После недолгой заминки она объяснила: — Когда я вышла из тюрьмы, дома меня ждало уведомление. В нем говорилось, что в сложившихся обстоятельствах они должны закрыть мой счет. Банк обслуживает только клиентов с безупречной репутацией, не имеющих приводов в полицию. Так что я должна снять все деньги с этого счета.
— Ты уже это сделала?
— Мне стыдно, — призналась она, глядя в пол. — В этом филиале меня все знают. Но скоро придется туда идти, когда наличные закончатся. На повседневные расходы у меня еще кое-что осталось в ящике стола.
— В любом другом банке тебе откроют новый счет, не взирая ни на какие приводы, — сухо объяснил Фелисито. — Не думаю, что с этим возникнут проблемы.
— Хорошо, — сказала она. — И с этим все ясно. Что еще?
— Я только что от Мигеля, — выговорил Фелисито еще суше, через силу. — Я предложил ему сделку. Если он согласится поменять фамилию Янаке на любую другую, я откажусь от всех своих исков и не буду выступать в роли главного свидетеля обвинения.
— Ты хочешь сказать, Мигель выйдет на свободу? — Теперь в ее голосе был не страх, а ужас.
— Да, если примет мое предложение. И ты, и он будете оправданы, если не будет выдвинуто обвинение со стороны других гражданских лиц. Или получите самые легкие приговоры. По крайней мере, так мне объяснил адвокат.
Мабель поднесла ладонь к губам.
— Он же захочет отомстить, он никогда не простит мне, что я сдала его полиции, — прошептала девушка. — Он меня убьет.
— Не думаю, что Мигель захочет вернуться в тюрьму, теперь уже за убийство, — резко оборвал ее Фелисито. — К тому же второе мое условие — это чтобы по выходу из тюрьмы он уехал из Пьюры и никогда больше не возвращался в этот город. Поэтому я сомневаюсь, что он представляет для тебя опасность. Как бы то ни было, ты всегда можешь попросить защиты в полиции. Тебе помогут, поскольку ты сотрудничала с фараонами.
Мабель заплакала. Слезы, затуманившие ее глаза, и старания сдержать плач придавали ее лицу непривычное, смешное выражение. Девушка съежилась, как будто ей стало холодно.
— Верь не верь, но я ненавижу его всей душой, — услышал он после долгого молчания. — Потому что он навсегда разрушил мою жизнь.
Мабель громко всхлипнула и закрыла лицо руками. На Фелисито этот жест не произвел никакого воздействия. «Так ли она искренна, или это очередной спектакль?» — раздумывал он. В общем-то, ему было все равно, что там на самом деле. С тех пор как Фелисито узнал от полицейских правду, у него, помимо всегдашней обиды и злости, бывали моменты, когда он вспоминал Мабель с нежностью и даже с тоской. Но сейчас он ничего такого не испытывал. Вожделения тоже не было: если бы Мабель оказалась обнаженной в его объятиях, он не сумел бы ее удовлетворить. Казалось, что вот наконец-то все чувства, накопившиеся в нем за восемь лет, куда-то испарились.
— Беды можно было бы избежать, если бы, когда Мигель только начал виться вокруг тебя, ты мне об этом рассказала. — У Фелисито снова возникло ощущение, что происходящее сейчас нереально, что ни Мабель, ни его самого в этом доме нет, что она не сидит рядом, плача или притворяясь плачущей, и что он не произносит того, что произносит сейчас. — Тогда мы оба избавились бы от больших неприятностей, Мабель.
— Я знаю, знаю, я поступила как трусиха и идиотка, — ответила Мабель. — Думаешь, я сама об этом не пожалела? Я боялась его, не знала, как от него избавиться. И разве я теперь за это не расплачиваюсь? Ты не знаешь, что такое женская тюрьма в Сульяне. Хотя я провела там всего несколько дней, я уверена, что воспоминание о ней останется со мной на всю жизнь.
— Вся жизнь — это очень большой срок, — усмехнулся Фелисито, по-прежнему сохраняя спокойствие. — Ты молода, и у тебя предостаточно времени, чтобы начать новую жизнь. А у меня, разумеется, все иначе.
