— Ты можешь мне не верить, но я всегда любила только тебя, — всхлипнула Мабель.
Фелисито издевательски рассмеялся в ответ:
— Если, любя меня, ты сделала то, что сделала, то что бы ты натворила, если бы меня ненавидела, Мабель!
И, слыша собственный голос, коммерсант подумал, что эти слова вполне могли бы подойти для одной из песен его любимой Сесилии Баррасы.
— Мне бы хотелось все тебе объяснить, Фелисито, — взмолилась девушка, все так же не отнимая рук от лица. — Не для того, чтобы ты простил, не для того, чтобы все стало как раньше. Только чтобы ты знал, что дело обстояло совсем не так, как ты думаешь, — совершенно иначе.
— Ты не должна ничего мне объяснять, Мабель. — Теперь Фелисито говорил примирительно, почти по-дружески. — Случилось то, что и должно было случиться. Я всегда знал, что рано или поздно так оно и будет. Что ты устанешь от мужчины, который намного старше тебя, что влюбишься в молоденького. Это — закон жизни.
Мабель чуть не выпрыгнула из кресла.
— Клянусь моей матушкой, все было не так, как тебе кажется! — Мабель снова заплакала. — Позволь мне тебе объяснить, по крайней мере рассказать, как все случилось!
— Чего я не мог представить, так это что молодым любовником окажется Мигель, — закашлявшись, добавил коммерсант. — Ну и конечно, я никак не ожидал писем с паучком. Мы с тобой утрясли все насущные вопросы, больше обсуждать нечего. Я не хочу, чтобы наш разговор завершился руганью. Смотри, я оставляю тебе ключ от дома.
Фелисито положил его на столик, рядом с деревянным изображением пламени и перуанским флагом. А потом встал. Мабель продолжала плакать, прикрыв лицо руками.
— Давай хотя бы останемся друзьями.
— Мы с тобой не можем быть друзьями, ты это прекрасно понимаешь, — ответил он, глядя ей в глаза. — Желаю тебе удачи, Мабель.
Он подошел к двери, открыл, вышел и тихо закрыл за собой. Глаза зажмурились от яркого солнечного света. Фелисито уходил прочь посреди вихрей пыли, радиомузыки, оборванных ребятишек и чесоточных собак, думая о том, что никогда больше не пройдет по этой пыльной улочке в Кастилье и определенно никогда больше не увидит Мабель. Если, волею случая, они встретятся где-нибудь в центре города, он притворится, что смотрит в другую сторону, и она сделает то же самое. Они разминутся на пути как незнакомцы. А еще Фелисито подумал — без печали и горечи, — что, хотя он пока не превратился в бессильного старика, ему, возможно, никогда больше не придется заниматься любовью с женщиной. Он не собирался подыскивать себе новую возлюбленную или шастать по вечерам в бордель. А возможность после многолетнего перерыва снова лечь в постель к Хертрудис он даже не рассматривал. Быть может, ему придется время от времени онанировать, как мальчишке? Как бы ни сложилась его судьба, в одном Фелисито Янаке был уверен: в его сердце больше нет места для наслаждения и любви. Он об этом не жалел и не впадал в отчаяние. Это жизнь, а Фелисито с самого босоногого детства в Чулуканасе и Япатере научился воспринимать жизнь такой, какая она есть.
Ноги сами привели его к лавочке, в которой его подруга Аделаида торговала травами, швейными принадлежностями, святыми, иисусами и мадоннами. Прорицательница была на месте: крепкая, задастая, босая, одетая в грубую холстину, достигавшую ей до щиколоток; она следила за приближением коммерсанта своими огромными проницательными глазами.
— Здравствуй, Фелисито, видеть тебя — всегда удовольствие! Я уж решила, ты обо мне позабыл.
— Аделаида, ты ведь знаешь: ты моя лучшая подруга и я никогда о тебе не забуду. — Фелисито протянул женщине руку и ласково похлопал по спине. — У меня, как тебе известно, в последнее время было много проблем. Но вот он я, снова у тебя. Угостишь меня стаканчиком твоей чистейшей холодной воды? Я умираю от жажды.
— Проходи, проходи и садись, куманек. Я вернусь с водой через секундочку, вот прямо сейчас.
Снаружи стояла жара, а вот в тихом полумраке маленькой лавочки, как обычно, было прохладно. Усевшись в соломенное кресло-качалку, Фелисито созерцал паутину, полки с товарами, столики, уставленные коробочками с гвоздями, пуговицами, шурупами, семенами, веточками, картинками, четками, мадоннами и иисусами всевозможных размеров, из гипса или из дерева, большими и маленькими свечками, — он дожидался возвращения Святоши. Интересно, сюда вообще заходят покупатели? Насколько помнилось Фелисито, за все время его визитов (а было их много) он никогда не видел, чтобы кто-нибудь хоть что-то купил у Аделаиды. Это место больше напоминало не магазин, а часовенку. Не хватало только алтаря. Каждый раз, когда Фелисито сюда приходил, в душе его воцарялся мир — подобное чувство он испытывал давно, очень давно, когда в первые годы после женитьбы Хертрудис вытаскивала его на воскресную мессу.
