Оставив вновь обидевшуюся девушку разбираться в оттенках собственных чувств, я устремился навстречу спустившемуся с трибуны профессору. Представился, выразил свое глубочайшее почтение, упомянул московскую жару, и мы как-то очень легко перескочили с вежливых тем на обсуждение моделей магнитных пускателей асинхронных двигателей средней мощности. Зафиксировав позиции, переключились на дроссели насыщения, затем – принялись сравнивать жидкостные реостаты и системы мотор-генератор в управлении шахтными подъемниками. Маша тусовалась рядом с обескураженным видом – ее помощь как переводчика нам не потребовалась, товарищ Круг шпрехал по-немецки едва ли не лучше меня самого.[279]
Митинг, между тем вовсю катился к завершению. Карл Адольфович все настойчивее звал меня в индивидуальную экскурсию по лабораториям, да еще с прозрачными намеками на припасенный для протирки коллекторных щеток коллекционный коньяк. Секретарша наркома пребывала в растерянности – оставить меня в покое ей не позволяло поручение начальника, навязываться же пить в компанию двух "немцев" – неполиткорректно и опасно для репутации.
Как видно, комсомольские боги услышали молитвы своего очаровательного адепта:
— Товарищ Лукашенко, товарищ Лукашенко, — вдруг обрадованно закричала Маша. — Мы тут!
Я неохотно обернулся, как ни интересна беседа с профессором, совсем игнорировать приезд столь долгожданного наркома нельзя.
На меня в упор смотрел электрозаводской профорг Лукашенко. За минувшее десятилетие он изрядно обрюзг и лишился чуба. На лице проступили мелкие склеротические жилочки, а под глазами набрякли мешки. Мелькнула мысль – неужели много пьет?
— Grýss Gott! — без всякой заминки приветствовал я старого знакомого.
Подобных накладок я не опасался. Похожих друг на друга людей в мире хватает, однозначно признать во мне бывшего белоподкладочника Алексея, или, тем более, убитого пограничниками Алексея Обухова, не сможет никто. Подозревать же можно сколько угодно – допросить, или, тем более, арестовать мультимиллионера-филантропа из Германии без железобетонных доказательств чекисты ни за что не решатся. Да и с доказательствами – подумают десять раз.
Лукашенко, в отличие от меня, к встрече с призраками прошлого морально не готовился, поэтому с ответом задержался куда дольше допустимых приличий. А когда пришел в себя – ограничился притворной крокодиловой улыбкой, рукопожатием и парой формальных фраз. Наш с ним совместный выход "к широким народным массам", на который неоднократно ссылалась Маша, очевидно, сорвался – поздравительная речь наркомпроса, на радость студентов, оказалась предельно простой и краткой.
Я уже собирался вежливо отказать Карлу Адольфовичу в приватной экскурсии и отправиться в отель, к жене и детям, как услышал в спину тихое:
— Если ты Алексей, то знай: я доносов на тебя не писал.
Внешне вида я не подал. Зато про себя… едва тлевшая под броней цинизма вера в людей полыхнула ярким огнем. Если советский нарком способен на столь честное признание, то дни большевиков сочтены. Скоро, очень скоро они окажутся на свалке истории нового мира. А вот стоящие в этом зале студенты – они останутся и, даст Фарадей и Максвелл, вытащат, да не кровавый СССР, а великую Россию – в число ведущих мировых держав. Не по размеру суши и глубине Байкала. Не по количеству танков или ракет с ядерной начинкой. Но по уровню открытий ученых, таланту писателей, мастерству специалистов, инженеров, столяров и станочников, а если взять шире, — свободы и счастья всех, кто тут живет.
Одним движением, отстранив какого-то "выпукляющего вузирование" замшелого завхоза, я взлетел на трибуну. Оглядел море радостных, улыбающихся, или чем-то озадаченных лиц. Каким-то чудом, а скорее въевшейся в кровь и плоть привычкой, удержался от перехода на русский.
— Guten Abend meine Herren Studenten! У электротехников есть хорошая традиция: раз в пятьдесят миллиардов лет они строят новую атомную электростанцию!
Вовремя среагировавший на мою инициативу, и также успевший подняться на трибуну профессор Круг аж поперхнулся смехом, но перевел все точно. Осторожные ответные смешки господ студентов по мере понимания шутки переросли в дружный хохот. Зафиксировав взмахом руки внимание участников митинга, я продолжил экспромт:
